Кровавое сияние небес. Маргарита Малинина

ж пышнотелая сменщица? – удивилась Грачева, вручая ключ.

      – Я ее отпустил на пару часов по делам, – улыбаясь, ответил добродушный владелец гостиницы.

      «Что же это за дела посреди ночи?» – удивилась я, потом вспомнила, что сама вроде как не в комнате сижу, и успокоилась. Передала привет от Семашко.

      – Как он там? Всё пьет? – заинтересовался мужчина. – Хороший был парень, пока водка не сгубила его.

      – Да нет, уже не пьет. Кстати, он нас встречает у входа, – кивнула я на дверь, но Эдуард Петрович лишь отмахнулся: некогда ему встречаться с давними знакомыми, он на посту. Что ж, ваше право, мое дело маленькое – сообщить.

      Прохор действительно уже ждал.

      – Да и что это за имя – Прохор, – неожиданно фыркнула спутница, парень, к сожалению, услышал, кивнул:

      – И вам доброй ночи.

      – Не обращай на нее внимания! – возмущенно молвила я и назло пошла рядом с ним по узкой дороге, чтобы Грачевой пришлось плестись сзади. Надеюсь, она усвоит урок. Нельзя оскорблять людей просто так, беспричинно. Только потому, что он тебе не нравится.

      Несмотря на то, что городом завладела ночь, мы видели друг друга довольно хорошо: администрация тщательно следила за искусственным освещением улиц. Тротуары, как я уже отметила, были узкими, но это за счет широкой полосы растительности вдоль дорог. Гогольск был зеленее нашего родного города, и этим он действительно подкупал.

      – А далеко топать? – раздалось недовольное бурчание сзади.

      Шмыгая носом, Прохор ответил:

      – Минут пятнадцать.

      – Ты, наверно, не долечился? – посочувствовала я.

      – Наверно.

      – Почему же ты пошел с нами? Тебе бы полежать.

      – Но я же обещал помочь.

      – Как благородно! – запищала сзади Татьяна.

      – Господи, ты угомонишься? – обернулась я к ней. Все-таки это было несправедливо по отношению к провожатому. Улицы города были совершенно пусты. Даже свет фонарей не спас бы меня от чувства страха, если бы мы были с Танькой вдвоем.

      – Да пожалуйста!

      «И почему зависть – всегда неотъемлемая черта женской дружбы?» – кинулся не то в философию, не то в психологию мой внутренний голос, но я не стала поддерживать дискуссию. Одно только могу ему заметить: «Мы с ней не подруги!»

      – И я даже понимаю почему, – кивнул Прохор.

      – Что? О, нет! Я опять вслух сказала.

      – Что? – повторил меня удивившийся Семашко, а Грачева захохотала. Отсмеявшись, с лживой обидой произнесла:

      – Вот как, Образец? Я-то тебя подругой считала.

      – Замнем, – завздыхала я.

      В процессе такой затейливой беседы мы очень быстро добрались до пункта назначения. На заброшенной стройке было темно. Здесь фонари не горели либо просто-напросто отсутствовали. Предусмотрительный Семашко достал и включил фонарик. Если бы он не светил нам под ноги, я бы явно споткнулась: тут и там валялись куски камня и арматуры. Небольшие. Крупные, видать, люди уже расхватали на собственные нужды. Или Эдуард Петрович был прав, и строители сами забрали добро, бросив здесь лишь то, что