Разомкнутый круг. Валерий Аркадьевич Кормилицын

не всегда ладил с начальством – отцы-командиры считали его задиристым и колючим, но друзьями и женщинами был любим и любил их сам. Поэтому судьба не наложила на его лицо глубоких морщин – следов забот и раздумий, лишь чуть посеребрила виски, что придавало суровому облику гусара тонкую пикантность и некий шарм.

      Невысокого роста, стройный и подтянутый, в расшитом золотыми шнурами доломане1, на левом плече ментик2 с высоким, обшитым мехом воротником, на голове кивер, к левому боку пристегнута сабля… – ну кто из женщин мог устоять супротив молодца-гусара?

      Однако отправка все отменялась. Лето прошло в постоянных кутежах и дуэлях. К осени несколько офицеров были разжалованы в рядовые, кое-кто отправлен в отставку. Гарнизонная гауптвахта никогда не пустовала. Гусары были там даже не гостями, а завсегдатаями.

      Наконец осенью прошел слух – выступаем в поход… Гусары удвоили свое старание, конечно, не в службе, а в отношении вина и женщин.

      Аким Рубанов опять крупно повздорил с уланским полковником. До дуэли дело, однако, не дошло, но офицерская гауптвахта распахнула и ему свои объятия.

      В октябре эскадрон Акима Рубанова покинул сырой Петербург и расположился в одном из австрийских сел. Переход прошел успешно и весело. Страдали в основном не от неприятеля, а с похмелья.

      В герцогстве Австрийском тогда молодой еще корнет Рубанов успел побывать, попил в свое время здешнее вино, потискал местных фрау, поэтому сейчас его нисколько не трогал сельский ландшафт или жители: не интересовали их аккуратные фруктовые сады и красные черепичные крыши домов. Все это он уже видел и пережил. Встретив знакомцев в соседнем полку, распалил всех на игру, быстро, словно враг уже наступал, раздвинули бостонные столы и составили партии. Несколько ночей напролет офицеры сидели напротив друг друга, не выпуская из рук карты и время от времени отхлебывая из стакана мадеру. Игра у ротмистра шла, и ташка3 его с императорским вензелем была плотно набита империалами. Словом, скучать не приходилось.

      В середине октября инспектировать полк прибыл командир бригады Ромашов. Это был бодрый еще генерал-майор лет пятидесяти. Высокого роста, широкоплечий, с тугим животиком и пушистыми седыми бакенбардами на породистом лице, он производил впечатление бравого вояки и строгого начальника.

      – Делать ему нечего! – злились оторванные от карт офицеры. Узнав об инспекции, полковой командир как всегда растерялся. Гусары давно шутили над его ужасом перед начальством.

      – По мне лучше бы изрубить в капусту полк французов, нежели подвергнуться начальскому смотру, – говорил он всем и каждому.

      Денщик носился с его парадным мундиром, разглаживая складки.

      – Милостивый государь! – поскрипывая половицами и заложив руки за спину, выговаривал полковник Рубанову. – Вы совсем забросили свой эскадрон. Вы сюда прибыли не в карты играть, а сражаться с супостатом, –

1

Доломан – гусарский мундир. расшитый по груди и рукавам золотыми или серебряными шнурами.

2

Ментик – верхняя куртка, так же расшитая шнурами, как доломан и отороченная по борту, вороту и обшлагам мехом. Носили накинутым на левое плечо.

3

Ташка – плоская сумка трапециевидной формы. Носили её на трёх ремешках, пристёгнутых к поясной сабельной портупее.