Разомкнутый круг. Валерий Аркадьевич Кормилицын

вздрогнула от неожиданности и стала медленно выпрямляться. И, стоя друг перед другом на коленях, они обнялись, при этом Аким сорвал такой душистый и страстный поцелуй пылающих алых губ, что у него самого затряслись плечи и, как у мальчишки, закружилась голова…

      Закружилась она, видно, и у Алпатьева, потому как с криком «Чавелла!» он резко, вместе с седлом, накренился вперед, а затем плавно врезался носом в землю и в ту же секунду заснул, не выпуская пустой стакан и почмокивая губами. Восторгу офицеров не было границ. Даже Рубанов, на время забыв о цыганке, принялся поднимать поручика.

      – Слава Богу! – перекрестился он под хохот друзей. – Багратионовский нос не пострадал!

      – Господа! – достав пистолет, полковник выстрелил в воздух, дабы привлечь внимание. – Именно хочу сказать вам, господа… Окажите любезность, давайте выпьем, – язык уже плохо повиновался ему, – за любовь, господа…

      Пистолет у полковника отобрали и, пока он не повторил опыт своего подчиненного, тоже унесли в шатер и положили рядом с Алпатьевым. Опять хлынул дождь. Огонь зашипел, и костер начал нещадно дымить. Ветер играл одеждой женщин.

      – Дамы! Не держите юбки руками, – смеялся Рубанов.

      Дамам, однако, стало не до шуток. Они посерели от холода, а кожа их покрылась мурашками.

      – Ух ты, моя шершавенькая! – потащил Аким слабо сопротивляющуюся цыганку не в шатер, а в свою палатку, без конца целуя ее в смуглую шею. «Зачем я буду кормить голубой кровью цыганских тощих клопов? – рассуждал он, не отрываясь от женщины. – Пусть попляшут голодными, а мои родные армейские клопики заслужили отведать сладкую цыганочку…»

      – Лучше всего любится перед боем в армейской палатке, – разъяснил он подружке, – а не в побитом молью шатре.

      Но любить этой ночью ему не пришлось.

      Генеральский вестовой на взмыленном коне остановился как раз перед палаткой Рубанова и, завистливо глядя на него и цыганку, во все горло завопил, зловредно выпучив глаза: – Полковника – к генералу!..

      – Чего орешь? – отпустил цыганку Аким и смачно икнул. – Занят полковник. Рекогносцировку проводит, – обняв цыганку, хотел проникнуть в палатку, но вестовой загородил вход конем.

      – Господин ротмистр! – значительно произнес он, напоминая тоном командира бригады. – Генерал Ромашов получил приказ лично от Багратиона! – Ноздри его жадно затрепетали, уловив запах вина от Рубанова и греха – от цыганки…

      В штабе генерал-майора Ромашова, кроме него самого, находился пехотный полковник – седенький старичок в мятом мундире, капитан, которого прогнали укреплять позицию гусары, и пьяный вдрызг Василий Михайлович, которого с трудом доставил к генералу Рубанов.

      – Какая мерзость, – завидовал пьяному гусару пехотный полковник. – А у меня язва… – объяснил он Ромашову.

      Но генерал плевал на полковничью язву и даже на то, что другой полковник был вдрызг пьян. Орден!!! – вот что интересовало