Условности. Михаил Кузмин

способности каждого актера данной труппы так, чтобы получилось из них бесконечное количество неожиданных и острых поэтических положений, вот задача драматурга. Не более. Но задача не презренная нисколько, тем более что и Мольер, и Шекспир писали именно так и были драматургами при театре определенном, который они прекрасно знали не теоретически, а персонально. Считается предосудительным писать пьесы для определенных артистов, а по-моему, настоящий драматург только в таком случае и будет драматическим писателем.

      Тут есть опасность, что пьесы, написанные для слишком капризного таланта, умирают вместе с ним. Даже написанные для известного типа артистов, с вымиранием этого типа, остаются лишь книжными, литературными произведениями.

      Но разве можно смущаться, что умирает часть театра вместе с другою в этом преходящем, как все жизненное, явлении. То, что в них есть поэтически вечного, будет жить без театра, истинно же драматическое дождется соответствующего поколения актеров.

      Предложение писать для горбунов и наездников, для практически известного режиссера театра, хотя и подпирается в тексте Кузмина множеством ссылок на классический театр и на американский кинематограф, на самом деле развертывание смысла жанра «каприччо», каприз. В живописи этим словом называется гиперреалистический пейзаж с фантастическим элементом – до мелочей воспроизведенный ландшафт города, но в который помещен нереализованный проект. Можно вспомнить такие каприччо, как изображения палладианских проектов как реальных зданий, как изображение поддержанного Кановой проекта переноса коней Сан-Марко на отдельные постаменты у Каналетто или «Руины Лувра» Юбера Робера, где среди разорения и дикости художник перерисовывает с натуры Аполлона Бельведерского, – пока живы копиисты, «жив будет хоть один пиит», живо и искусство. В музыке это особое непредсказуемое развитие темы. Этот жанр восходит к ренессансным образам «идеального города», который должен был реализоваться, но уже изображался как реализованный в определенном ландшафте. По сути, Кузмин предлагает вернуть в театр каприччо, чтобы мы видели все возможности театра, реализуемые в непростом ландшафте наших дней, и при этом думали об идеальном театре чаще, чем думали о нем прежде. Макс Рейнхарт (1873–1943) – реформатор значительной части берлинских театров, изобретатель движущихся декораций (знаменитая «поворотная сцена»), после 1933 г. политэмигрант в США.

      Живые люди и натуральные

      Легкой грустью называли некогда не степень, а качество грусти – не как говорят «легкая гиря», но как «легкое недомогание» или «легкий разговор», – и Кузмин пытается удержать это словоупотребление. Легкая грусть – это грусть не боли, а отсутствие, чувство нехватки и даже фрустрации, которое Кузмин не хочет переживать как ужасающее, в отличие от ужаса перед фрустрацией многих его современников, от Андрея Белого до Ходасевича. «Условности» и оказываются игрой, спасающей от этого ужаса