Город в конце времен. Грег Бир

многозначительную паузу.

      – Разве в тебе нет ничего ценного?

      – Я воин, бродяга, не семейный тип…

      Самма несколько раз ухнула, выражая презрительную насмешку.

      – Ты ничего не смыслишь в сияниях, признайся?

      Он метнул в нее испепеляющий взгляд.

      – Говоришь, ты ничего не стоишь, но вовсе не из-за блужданий. Спрашивается, почему?

      – Мне хочется знать больше. Если бы меня взяли в поход, я бы сразился с Высоканами и сбежал из Ярусов.

      – Ого! Ты хоть разок видел Высоканов?

      – Нет, – буркнул он. – Но я знаю, что они существуют.

      – Решил, что ты особенный, потому что хочешь убежать?

      – Меня не волнует, особенный я или нет.

      – Ты считаешь, та девушка совсем тупая? – поинтересовалась самма. С начала беседы она даже не шевельнулась, хотя от сидения на корточках у Джебрасси начинали ныть колени.

      – На тупую вроде не похожа…

      – Почему ты вновь хочешь с ней встретиться? – спросила самма, почесывая руку грязным ногтем.

      – Было бы интересно найти кого-нибудь – кого угодно – кто думает, как я.

      – Ты воин, – заметила она. – И гордишься этим.

      Он отвел глаза и поджал губы.

      – Война – это игра. Ничего реального у нас нет.

      – Мы появляемся на свет в руках умбр, нас воспитывают опекуны и наставники. Мы работаем, мы любим, мы исчезаем, когда за нами приходит Бледный Попечитель. Появляется новая молодежь. Разве это недостаточно реально?

      – Снаружи есть что-то большее. Нутром чую.

      Она мягко качнулась взад-вперед.

      – Что тебе снится? Когда не блуждаешь.

      – То вторжение, когда пропали мер и пер. Я все видел, хотя едва успел выйти из креши. Когда все кончилось, смотрители заставили меня спать, и мне стало лучше, но сон все равно не оставляет… Мне казалось, пришли за мной, а забрали почему-то их… бессмыслица…

      – Отчего же?

      – Вторжения приходят и уходят. Смотрители устраивают тени, заливают все туманом, подчищают следы – и на этом все. А учителя просто молчат. Никто не знает, откуда появляются вторжения или что они тут делают – непонятно даже, почему их называют «вторжениями». То есть они приходят снаружи? Из Хаоса – а что это такое? Хочу знать больше.

      – С чего ты взял, что есть больше?

      Джебрасси встал.

      Самма качнулась еще раз:

      – Я не занимаюсь утешениями. Мое ремесло – это укусы буквожуков… ноги, отдавленные грузопедами… порой я излечиваю плохие сны – но здесь я помочь не в состоянии.

      – Мне не нужны утешения. Мне нужны ответы.

      – Известны ли тебе правильные вопросы?

      Джебрасси выкрикнул – слишком, пожалуй, громко:

      – Никто не учил меня, что именно спрашивать!

      Рыночный шум за одеялами потихоньку стихал. Юноша различил жалобное хныканье – изголодавшийся луговой грузопед, привязанный к прилавку, просил вечернего ужина из джулевых побегов с сиропом.

      Самма выпятила трубочкой толстые губы и, отвалившись, плюхнулась на седалище. Покряхтывая, она расправила ноги и руки, затем глубоко и облегченно