Осада Компьена. 1430. Альбер Робида

утихомирить самых буйных в разгорячённой толпе.

      – Что здесь? Бунт? Дать дорогу! Я приказываю! – пророкотал сир де Флави, пуская свою лошадь на толпу, ничуть не смущаясь тем, что опрокидывает и давит корзины с овощами и клетки с курами.

      – К чему весь этот шум? – спросил аббат, подняв руку. – Из-за чего война? Кто ищет помощи?

      – Я! – подскочил к нему Рунжмайл, трясясь от злости. – Меня тут до смерти забили, смотрите!

      Толпа зашлась в смехе, но аббат дал знак к молчанию.

      – Для мертвеца, у вас слишком живой голос, мэтр Рунжмайл, – улыбнулся аббат. – На что, или на кого вы жалуетесь?

      – Я хочу… хочу… их повесить…

      И снова смех заглушил его.

      – Повесить? – удивился аббат. – Но кого и за что?

      – Всех! – выкрикнул Рунжмайл. – Или хотя бы вон того, монсеньор, кто прячется за всеми.

      И Рунжмайл указал на Жана Забияку, который принял вид одного из невинных херувимов на новом портале.

      – Меня – удивился Жан, не сходя с места. – За что, мастер Рунжмайл? Почему ко мне такая жестокость – виселица?

      – Ох-хо-хо! – вздохнул аббат в адрес Жана, и спросил: – Ты, как видно, неисправим! Что опять натворил?

      – Ничего, монсеньор, но только выразительными средствами пёкся о ближнем своём.

      – Вон что он натворил, монсеньор! – вскричал Рунжмайл. – Посмотрите на эту горгулью!

      Аббат, монахи и Флави подняли в недоумении головы.

      – Ну… И что? Горгулья.

      – Ха! Ха! – вдруг рассмеялся Флави. – Я понял. Ха-ха-ха! Чёрт тебя побери, Рунжмайл, такую честь тебе воздали, поместив портрет твой над порталом, а ты негодуешь!

      – Я негодую, мессир, потому, что я не похож на это чёртово отродье! Что все смеются надо мной из-за этого жалкого нищего! По какому такому праву?

      – Жан, мальчик мой, ты провинился, – строго приговорил аббат. – Мастер Рунжмайл справедливо требует твоего наказания – ты не имел права высмеивать его.

      – Я лишь хотел изобразить Алчность – страшный смертный грех, монсеньор, – сокрушился Жан. – И в чём моя вина, если Рунжмайл себя за ним не видит? Ведь это куда хуже, чем не узнать самого себя в моей горгулье?

      – Заткните этого нищего! – злился Рунжмайл. – Монсеньор! Где же справедливость? Я требую его повешения!

      – Я уже предупреждал тебя, Жан, – вздохнул аббат, – когда ты навесил ослиные уши достойному человеку. Но на этот раз тебе придётся ответить – я вынужден наказать тебя…

      – Воистину, монсеньор, – обрадовался Тибо Рунжмайл, – добро не безвозмездно.

      – Монсеньор, – поспешил к аббату Жако Бонварле, спустившись с лесов портала, – вы же знаете, Жан не злой мальчик, он, конечно, не прав, но это всего лишь детская шалость…

      – Мастер Бонварле, – отвечал сурово аббат, – просить за вашего ученика бесполезно.