Осада Компьена. 1430. Альбер Робида

/>

      © Альбер Робида, 2020

      © Последний Менестрель, перевод, 2020

      © Альбер Робида, иллюстрации, 2020

      ISBN 978-5-4498-6531-1

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Альберт Робида (14 мая 1848 г. – 11 октября 1926 г.)

      Французский художник-иллюстратор и романист.

      Les assiégés de Compiègne 1430

      Albert Robida

      Paris, H. Laurens 1906

      Предисловие

      Жанна д’Арк явилась на свет в самый страшный и жестокий для Франции век, полный бед и ужаса, словно яркий солнечный луч среди небесной бури – роковое событие под стенами осажденного Компьена в 1430 году, затмило его молнией, сверкнувшей из-за грозных туч.

      Восемнадцатилетняя пастушка из Домреми, водившая за собой от победы к победе простых солдат, галантных рыцарей и принцев, пришла с несколькими сотнями сорвиголов в Компьен, осаждённый англичанами, на помощь Гильому де Флави. В те же дни её отряд, едва переведя дух, напал на вражеские укрепления, но разбитый превосходной силой, был вынужден отступить к мосту у главных ворот Компьена.

      Компьенцы, опасаясь, что враг войдёт в город на плечах отступающих, или случилась измена, подняли мост и закрыли ворота перед Жанной с её крохотным отрядом, прикрывавшим общий отход, оставив её многочисленному врагу, против которого меч её оказался бессилен. Повержена с коня, она попала в плен вместе со своим братом Пьером и Жаном Потоном де Сентрайль, отсюда начался её долгий мученический путь на костёр в Руане.

      С того случая у старого моста, где в последний раз сражалась Жанна, омрачились берега Уазы, и с той поры пало подозрение на губернатора Компьена – Гильома де Флави в предательстве.

      Но губернатор сей, после пленения Жанны д’Арк, отбил все попытки взять город, и мужественно сражался на его стенах; в течение полугода хранил он его от измены и прочих бед с помощью горожан, и те ему всецело доверяли, вплоть до того дня, когда явилась помощь, и всё население Компьена набросилось на врага, захватило его укрепления и сам лагерь, заставив англичан с позором снять осаду.

      Брат Флави погиб в той осаде, и сам губернатор не жалел себя. Мост перед Жанной был поднят без его ведома и участия, и в том никто и никогда его не обвинял. Но, верно, была измена со стороны привратников, хотя всей правды о том трагическом дне, самом страшном в истории, мы никогда не узнаем, и нам лишь остаётся думать и гадать, сообразуясь с собственным воображеньем.

      Старого моста давно уж нет, но его можно представить по сохранившимся планам и рисункам времен Людовика XIII, а вот внешние бастионы, где взята была в плен Жанна, остались почти нетронутыми временем.

      Ваятель горгулий

      Оседлав доску на вершине лесов перед главным порталом церкви Сен-Корнель, сверкающем в своей новизне белизной, бесстрашный Жан де Компьен – местный камнерез, неистово работал молотком, нанося удары по долоту, и громко сам с собою вёл беседу, совершенно справедливо полагая, что никто его не услышит сквозь гул и шум на людном рынке под ним.

      – На! Вот тебе! Получай, собака! Образина! Пёс! Чтоб тебя дважды… трижды повесили! Держи ещё по носу! Вот тебе, вот по уродливой морде! На! На ещё! Я так зол, что мне надо выместить на ком мою злость, и ты лучше всего для этого подходишь.

      Слова его и удары назначались горгулье – водостоку с парапета на крыше – которую ваял Жан, и которую только что туда взгромоздили.

      Скульптор доводил до ума её грубо очерченный образ. Она имела ни на кого не похожее туловище – то ли вампир, то ли дракон в чешуе, с когтистыми лапами; и человеческую голову, в жуткой гримасе разинувшей пасть на длинной вытянутой шее. Горгулья была не единственной на крыше здания, но одной из многих, и все они вопили рогатыми каменными дьяволами, чудовищами, полузверями, полулюдьми во всём своём безобразии и уродстве из-под руки их творца.

      – Что? – злился Жан. – Кто я таков, чтобы бить тебе морду? Чем я лучше? Потому, что я хороший мальчик, посмел бы кто поспорить с этим, а если бы и нашёлся такой, кто навесил бы мне больше, чем я ему, то шишки наши и синяки мы б излечили в винной кружке за одним столом за мой счёт! После чего посмей он сказать, что я не самый добрый парень, уж я бы заткнул ему пасть вот этим кулаком! За себя я ручаюсь, и говорю потому всем придуркам там внизу, пусть слышат: эй, вы… я не лучше этого пройдохи Рунжмайла, грабителя-ростовщика! Нет, не лучше… не так чтобы совсем уж я плох, но не лучше! Не лучше! Нет! И что ни говори, я осёл, осёл, осёл! И всегда был ослом, что меня и губит. Грешен я в чревоугодии и лени, люблю солнышко в тени деревьев на траве, вина Турени, ветчину, колбаски… И теперь ума не приложу, как мне дальше быть, потому что из-за этих противных, гадких… восхитительных даров жизни я промотался до нитки! Но теперь всё – с сегодняшнего