Крылья напрокат. Борис Фабрикант

одеяло к печным изразцам прижать,

      чтобы теплом накрыть меня старым ватным.

      Там за окном зима, тьма на несколько дней,

      простуда пройдёт сама, или уйдёт за ней

      и отпадёт листком: веточка, календарь?

      Это потом dot.com, адрес простой – январь.

      Тянется новый год резаный на куски,

      счастие принесёт, или крошки с руки.

      Длинно журавль кричит, кличет синицу в руке.

      Жёлтенький островок

      плавает вдалеке

      «Чтоб остановить мгновенье, я записывал…»

      Чтоб остановить мгновенье, я записывал

      на бумажке время и число

      в новогодний вечер, думал числами

      прикрепить к судьбе. Но, как весло,

      обтекла вода, загрёб, и каплями

      утекли и время и клочки.

      Всё делила жизнь, как лисы с цаплями,

      хоть не разжимал я кулачки.

      Но загадывай и не загадывай,

      знать не стоит долю наперёд.

      Прошлое, как в память ни заглядывай,

      всё равно никто не разберёт.

      Перемены в жизни переменами,

      только, как ты их ни называй,

      хоть победами, а хоть изменами,

      всё равно храни как урожай.

      И не трудно разобраться с числами,

      Разбросай колоду-календарь,

      выбирай любую дату чистую,

      на бумажку запиши, как встарь

      «В тесных улочках памяти…»

      В тесных улочках памяти

      Все давно познакомились,

      Ходят в гости заранее

      Через годы и смерть.

      Мамы с папой, танцующих,

      Чтоб надолго запомнились,

      Сделал снимок «Любителем»,

      Проявить бы суметь.

      Мы равняемся возрастом,

      Им всё легче вальсировать,

      Иногда мне доносится,

      Мама песни поёт.

      Это память замешкалась

      Рядом с нашей квартирою

      И по памяти старой

      Голоса узнаёт

      Шестидесятые

      За молоком с утра пораньше

      нам выйти очередь занять,

      нам с братом, я на девять старше

      и мне решать.

      Наискосок вдоль магазина

      в любую пору поутру,

      как лента старая резины,

      соседи наши по двору.

      О чём-то их негромкий говор:

      «Я здесь стоял!», «Я отойду».

      Дверь отжимала шайбой-гровер

      всю эту тёмную гряду.

      Тогда о денежной реформе,

      про эти кровные свои

      судачили. Я в школьной форме

      с ремнём. И по краям струи

      две складки черпаком литровым

      нам изливались с молоком.

      Я рубль давал за это новый,

      сжимая сдачу кулаком.

      «Неси, слабак!» – послал я брата,

      и он свой тяжкий крест взвалил.

      Не в рост. Силёнок маловато.

      Перекосило. Уронил.

      Он виноват, а я невинен.

      Его уж нет, не помнит он.

      А мне и завтра будет виден

      мой брат и выпавший бидон

      «Я бежал молодым под ливнем…»

      Я бежал молодым под ливнем,

      Сняв