Интервью с дураками. Надежда Вилько

мои покрывались новыми ожогами, но учились двигаться быстрее и точнее. Леонардо показывал мои шедевры приятелям, заходившим в мастерскую, и уговаривал отца разрешить ему взять меня с собой в июле в Мурано.

      Но в июле самолет, на котором родители возвращались из Швейцарии, попал в грозу над Атлантикой и не долетел до аэродрома. Оба они погибли в катастрофе.

      II. Долины Разлуки

      Я сидел на жестком табурете в мастерской, мне было очень холодно. Я глядел на стеклянное дерево, которое хотел подарить матери. Изумрудные листья его переплетались у основания с аметистовыми и синими вьюнками. Как долго и тщательно добивался я верного баланса и точного цвета, особенно того аметистового, ее любимого. Я не плакал; бессильный гнев душил меня и не находил выхода. «Почему они? Почему именно они?» – ожесточенно повторял я, глядя на мое бессмысленное, жалкое, никому не нужное дерево.

      Как хорошо, что оно было таким хрупким и, упав, взорвалось множеством сверкающих осколков, когда медленно и равнодушно моя рука передвинула его к самому краю стола и дальше. Если бы так же легко можно было разбить всё!

      – Алекс, – тихо позвал Леонардо. Я не заметил, как он вошел.

      – Это мое дерево, я сам сделал его, и я его не хочу! – сказал я.

      – Конечно, твое, – подтвердил Леонардо.

      – И я не поеду в Мурано! Потому что я не хочу… – но я не мог объяснить ему, чего не хочу; всё вызывало во мне отвращение. Я не хотел… всего.

      Леонардо молча ждал, глядя не на меня, а на осколки стеклянного дерева.

      – Ты не хочешь, чтобы они были мертвы, – сказал он и поднял на меня печальные спокойные глаза.

      Я молчал.

      Он подошел и положил руки мне на плечи. Какими теплыми были его руки!

      – Почему они? – вырвалось у меня. – Почему именно они?

      Старый Леонардо чуть заметно покивал, признавая справедливость моего вопроса, но ответил как-то странно:

      – Be in good cheer – no man is immortal![5]

      И я заплакал.

      – Никто не бессмертен, мой мальчик, – пробормотал он и крепко прижал меня к себе. – Никто…

      Мы оба пребывали в уверенности, что я останусь жить с Леонардо, и часто впоследствии я думал об этой несостоявшейся жизни вместе.

      Из Берна через посольство меня затребовала сестра моей матери, тетя Ада, которую я видел три раза в жизни и почти не помнил, и через полгода административных проволочек я улетел в Швейцарию.

      Последнюю неделю перед отъездом я плохо спал. Просыпаясь среди ночи, я слышал, что Леонардо тоже не спит, бродит по дому, стучит клавишами старой пишущей машинки в гостиной, заваривает на кухне кофе.

      Утро моего отлета выдалось солнечное. Стоял конец января, и накануне выпал снег. Я глядел на белый пустырь за окном и молчал, потому что в горле застрял огромный, мешающий дышать комок.

      – Не вешай носа, – подбодрил меня Леонардо. – Ты приедешь сюда на каникулы, я уже договорился с Адой. И я знаю, какой подарок приготовить

5

Не падай духом – бессмертных людей нет (англ.).