Обречённые на мытарства. Михаил Александрович Каюрин

и им жрать нечего. Не слушайте вы кулака!

      – Припрятали хлеб от советской власти, сукины дети, и прикинулись беднотой?! – старший отряда с ненавистью и презрением посмотрел на деда Трифона. – Может, ты скажешь, где зерно хранится?

      – Не трогайте деда, он ничего не знает, – решительно заявил Марк. – Я хозяин дома, с меня и спрашивайте.

      – Хо! – удивился старший. – А ты чего по-русски балакаешь? Москаль, что ли?

      – Я говорю с вами языком Ленина! – со снисходительной усмешкой проговорил Марк. – А вы, кстати, даже не представились и документ на право обыска не предъявили. Вы обязаны это сделать, поскольку политика военного коммунизма закончилась. Сам Владимир Ильич Ленин сказал это народу.

      Лицо старшего исказилось до неузнаваемости, по нему прокатилась судорога. Мясистые щёки мелко затряслись, ноздри раздулись, как у носорога, а толстые губы поползли в сторону. Остекленевшие глаза упёрлись в лицо Марка. С шумом заглатывая воздух через широко открытый рот, словно его горло перехватил спазм, он на время потерял дар речи. Потом, преодолев охватившее его оцепенение от неслыханной дерзости, схватил Марка за грудь, крикнул ему в лицо:

      – Что ты сказал!? Повтори!!

      Марк неуловимым рывком сбросил с себя руки старшего активиста, отступил на шаг.

      – Я попросил вас представиться и показать документ на обыск, -спокойно повторил он. – Политика военного коммунизма возможна только при наличии излишек. В нашей семье таковых нет, всё зерно у вас перед глазами. Это на прокорм семьи и на посев в следующем году. Нынешняя засуха не позволила вырастить хороший урожай.

      Всё это Марк проговорил, не повышая голоса, с некой монотонностью, чем ещё больше разозлил старшего представителя продотряда. Тот с трудом сдерживал себя, чтобы в очередном приступе гнева не схватить Марка за горло. Прерывисто дыша, торопливо сказал:

      – Я начальник продовольственного отряда… Загоруйко Николай Матвеевич… имею полномочия на осмотр любого крестьянского двора. По своему усмотрению… могу изымать в пользу государства любое количество продовольствия. Понял, умник?

      – Вы, Николай Матвеевич, как я вижу, тоже неплохо владеете русским языком, – уголки рта Марка издевательски шевельнулись. – В ссылках, наверно, образование получили?

      Загоруйко не посчитал нужным отвечать на вопрос. Он гневно сверкнул глазами и решительно шагнул мимо Марка. Жёстким, злобным голосом скомандовал:

      – Приступайте! Обыщите каждый метр, обшарьте каждый угол! Зерно спрятано, факт! Найдите мне его!

      Пять агитаторов шустро распределили территорию двора между собой, принялись искать зерно. Эти люди были приезжими, не из местных. Делалось это из опасения мести со стороны озлобленных крестьян. Никто из них не хотел задаром отдавать хлеб. Те, у кого начисто выметали амбары, нередко расправлялись с особо ретивыми членами продотрядов. Подкарауливали и убивали.

      Обыск продолжался несколько часов. Всё это время Марк и дед Трифон стояли в стороне