Занимательная механика. Вадим Панов

хуже стало. – Крус помолчал. – Я тогда понял, что оно из камня вылезло, из дома. Я к камню прикоснулся и голоса их услышал. Или мысли… «Молодец, говорят, Невада, кровью пахнешь…» И смеются. Вроде как с другом разговаривают… А меня трясет. До сих пор не понимаю, как я не обмочился?

      Крус бросил сигарету на асфальт, слез с капота и растоптал ее каблуком. Тяжело посмотрел на собеседника:

      – Чего молчишь, старик, не веришь?

      – Знаешь, с кем ты тогда встретился? – негромко поинтересовался Дроздовский.

      Невада настороженно взглянул на собеседника:

      – Нет.

      – С Тремя Палачами, парень, с Тремя Палачами. – Семен Ефимович пожевал губами. – Они в этом доме кровь пили, мясо человеческое ели, души губили. Зла сделали столько, что когда смерть приняли… а смерть, парень, за ними долго ходила… Так вот после того, как эти трое ее приняли, – здесь остались, потому что ни туда, – Дроздовский поднял брови вверх, – ни туда, – взгляд на мгновение указал на землю, – им дороги не было. Никто этих тварей брать не хотел.

      Хриплый, царапающий голос старика и то, о чем он рассказывал, делали свое дело: Невада трезвел на глазах.

      – Но только ошибаешься ты, парень: сами Три Палача не выходят, их звать надо. Выманивать. С того места призывать, где они смерть приняли, где их кровь землю испоганила.

      – Откуда ты знаешь?

      – Я много чего о Москве знаю, – улыбнулся Семен Ефимович. – Я ведь местный.

      Дроздовский улыбнулся с искренним дружелюбием, но опомнившийся Крус уже почуял опасность. Старик, в одиночестве гуляющий по ночному городу; старик, знающий о Трех Палачах; старик… Невада молниеносно огляделся: людей по-прежнему нет, опустил руку в карман пиджака и сжал рукоять выкидного ножа.

      – Ты кто?

      И застонал от дикой, невозможной боли. Настороженность, подозрения, желание убить – все вылетело, растворилось в оглушающем приступе. Из глаз потекли слезы. Крус позабыл о ноже, позабыл о старике, схватился руками за вспыхнувшую нестерпимым огнем челюсть.

      – Черт! – завыл. – Черт!!!

      Но через мгновение стало легче. Боль не ушла, но перестала быть острой, вернулась способность думать.

      – Ты кто?

      – Я же говорил – Дантист, – с прежним дружелюбием ответил старик. И осведомился: – Ты больше не хочешь меня убить?

      – Нет!

      – Вот и хорошо.

      Боль пропала окончательно. Крус тряхнул головой, сделал шаг назад, вытер слезы и злобно уставился на старика:

      – Чего тебе нужно?

      – Передашь Гончару вот это. – Семен Ефимович извлек из кармана пыльника маленький пластиковый пакет, в котором одиноко белела пластмассовая пуговица. – И скажешь, что я ему больше не должен.

      – Почему сам не отнес? – угрюмо спросил Невада.

      – Не хочу его видеть.

      – А… – Крус с подозрением посмотрел на пуговицу, затем на старика, криво усмехнулся: – Как ты меня нашел?

      – Без труда, – с презрительной улыбкой объяснил Дроздовский. –