Дата собственной смерти. Анна и Сергей Литвиновы

спешили к такси и машинам.

      – Встала, будто колода, – тут же обругала ее какая-то пассажирка.

      – И правда, пойдемте, Наташа, – попросил Ленчик.

      – Я никуда не пойду, пока ты мне все не объяснишь, – отрезала она.

      – О господи! – водитель в отчаянии закатил глаза. – Да что ж объяснять-то, я сам почти ничего не знаю!

      – Значит, расскажи, что знаешь, – велела Наталья.

      – Ну… Ехал он домой. А машину его взорвали. Тачка в клочья, отец ваш насмерть, идет следствие – вот все, что слышал.

      – Кто взорвал?.. Как? – Наташа пыталась – и не могла – прийти в себя.

      – Да кто ж знает – кто, – вздохнул Леня. – Говорю ведь вам, следствие идет. Можно сказать, только что началось. Пойдемте быстрей, пожалуйста. А то Денис Борисыч сердиться будет. Приедем – все и узнаете.

      «Мне, наверно, нужно сейчас заплакать?» – отстраненно подумала Наталья.

      В глазах и правда защипало. Ленчик вздохнул, перекинул ее сумку на плечо и взял девушку за локоток:

      – Пойдемте, Наташа, прошу вас. В машине поплачете, если так хочется.

      Она смахнула слезы.

      – Что ты, Леня, я вовсе не плачу, – ее голос дрогнул.

      Значит, вот что скрывалось под обтекаемым «скоропостижно скончался»… Значит, отец убит…

      И тут же в голове стрельнула новая мысль, очень странная:

      ЭТОГО И СЛЕДОВАЛО ОЖИДАТЬ.

      И снова Наташа остановилась, замерла, прислушалась к себе. Откуда взялась эта фраза? Почему она вдруг пришла в голову?

      …Они уже подошли к машине. Ленчик уложил сумку в багажник, распахнул перед Натальей дверцу и с видимым облегчением уселся за руль – было видно, что вести машину ему нравится куда больше, чем утешать плачущих девушек.

      – Ну что – с богом? – Ленчик взял с места так резво, что Наталью прижало к спинке сиденья.

      И тут же возмущенно засигналил какому-то «Рено-Клио» с безусым парнишкой за рулем – пацан осмелился попытаться выехать с парковки вперед него. Наташа поморщилась: оказывается, она уже и забыла, какое оно – сумасшедшее столичное движение. Она вообще чувствовала себя чужой и слегка опьяневшей – от смены климата, от загазованного воздуха, от характерно быстрой московской речи. Очень быстро, оказывается, отвыкаешь от столичного ритма жизни! Тут все так стремительно, безудержно… Кажется, она даже русский слегка подзабыла: Ленчика – и то понимала с трудом, а уж говорок диктора по радио и вовсе звучал, словно совершенно чужой язык. Или дело не в том, что она от русского отвыкла, а совсем в другом: москвичи говорят так стремительно, словно горох в коробку сыплют – та-та-та-та-та…

      «Ничего. Освоюсь, – успокоила она себя. – Во всяком случае, вспоминать родной язык легче, чем со всеми говорить на иностранном. Нужно просто на нем разговаривать». Она спросила Ленчика:

      – Как дело с отцом было?

      – Не знаю я ничего… правда… – Он жалобно взглянул на нее. – Ну, говорят, пластита до фига подложили… Килограмм пять, что ли…

      – Где это случилось?

      Шофер вздохнул:

      – Подъездную дорогу к коттеджу знаете? Ее и