.

и исчезла из виду.

      Говорят, когда-то армяне были хорошим доблестным народом и совершали немало воинских подвигов. Однако в наше время они превратились в жалкое подобие мужчин и умеют лишь пить да мошенничать на базаре. Об этом я слышал ранее, и это подтвердило поведение сына остикана. Я не имею в виду ту выходку, которую он позволил себе с невестой на торжественном обеде; гораздо хуже оказалось то, что произошло после.

      После того как Сеосерес ушла, Какика снова шлепнулся за нашу скатерть, между мной и моим отцом, огляделся вокруг с самодовольной ухмылкой и так, чтобы слышали все, спросил:

      – Ну, что скажете о моей невесте, а?

      Сидевшие рядом родственники черкешенки лишь обменялись мрачными взглядами; другие мужчины, находившиеся поодаль, просто пробормотали вежливые замечания и похвалы. Какика приосанился, словно комплименты относились к нему, и, казалось, еще сильнее захмелел и стал еще более подлым. Он продолжил хвалебные речи в честь своей невесты, уделяя внимание теперь не красоте ее лица, а привлекательности некоторых других частей тела; его ухмылки становились все более плотоядными, а с ливероподобных губ стекала слюна.

      Вскоре он был так одурманен вином и похотью, что принялся ворчать:

      – Зачем ждать? Почему я должен ждать, пока старый Димирджан прокаркает над нами свои слова? Я и так ее муж во всем, кроме названия. Сегодня вечером, завтра ночью, какая разница?..

      Внезапно Какика снова оторвал себя от подушек, шаткой походкой вышел из зала и, громко топая, поднялся по лестнице. Как я уже говорил, дворец был не слишком фундаментальной постройкой. Поэтому все в зале, кто побеспокоился прислушаться, как это сделал я, могли услышать, что произошло потом. Тем не менее никто из гостей, даже остикан или черкесы, которые были заинтересованы в этом больше всех, казалось, не заметили внезапного ухода Какики и последовавших за этим звуков. Я все слышал, а также это слышали мой трезвый отец и два наших монаха. Внимательно прислушавшись, я разобрал отдаленные удары и короткие вскрики, невнятные приказы и слабые протесты; затем удары стали чаще и наконец слились в непрерывный ритм. Отец и монахи встали со своих мест, я тоже. Затем мы помогли подняться дядюшке Маттео, после чего все впятером поблагодарили за гостеприимство Хампига – он к тому времени уже был настолько пьян, что его совершенно не заботило, ушли мы или остались, – и направились в свои комнаты.

      Следующий день мы с отцом и дядюшкой снова провели на базаре, и нас опять сопровождал управляющий Арпад. С его стороны было настоящим героизмом снова нам помогать, поскольку он, конечно же, страдал от похмелья. Но, несмотря на головную боль, Арпад ловко представлял наши интересы в нудных и затяжных торговых сделках «рука-и-рукав». Мы купили седла, седельные вьючники, упряжь и попоны, после чего велели мальчишкам с базара доставить покупки и лошадей в дворцовые конюшни и приготовить все к нашему отъезду. Мы купили кожаные сумки для воды, множество мешков