Путешественник. Гэри Дженнингс

вздрогнула, и я добавил честно: – Во всяком случае, один раз.

      Тот день виделся мне теперь далеко в прошлом, и в этот момент я не ощущал никакого стремления повторить все. «Любопытно, – подумал я, – как беспокойство может свести на нет мужскую похоть. Наверняка если бы я оказался прямо сейчас в комнате Иларии и она была бы обнаженной, улыбающейся и манящей, то оказался бы не в состоянии…»

      – У тебя могут быть ужасные неприятности, – сказала Дорис, словно для того, чтобы окончательно погасить мое желание.

      – Да нет, не думаю, – произнес я, скорее надеясь убедить себя, а не девочку. – Я не совершил никакого преступления, кроме того, что оказался там, где не должен был быть. Я исчез оттуда, не будучи узнанным или схваченным, и таким образом никто даже не знает, что́ я замышлял. Ну, теперь знаете вы с братом.

      – А что будет дальше?

      – Если этот человек мертв, дама моего сердца вскоре призовет меня в свои благодарные объятия. Я приду слегка пристыженным, так как

      надеялся предстать перед ней в образе доблестного bravo – убийцы ее притеснителя. – И тут я увидел все в новом свете. – Но зато теперь я могу пойти к ней с чистой совестью. – При этой мысли я слегка приободрился.

      – А если муж не умер?

      Радость моя мгновенно испарилась. Эту возможность я не учел.

      Я ничего не сказал, а сел, стараясь хорошенько все обдумать.

      – Возможно, в таком случае, – отважилась произнести тихим голосом Дорис, – тебе будет лучше вместо нее взять в smanza меня?

      Я заскрежетал зубами:

      – Прекратишь ты когда-нибудь болтать глупости? Особенно теперь, когда у меня и так столько проблем?

      – Если бы ты согласился, когда я предложила в первый раз, у тебя бы теперь не было этих проблем.

      Ее логика, одновременно женская и детская, показалась мне явным абсурдом, хотя в ней и было зерно истины, что и заставило меня ответить так жестоко:

      – Донна Илария красива, а ты нет. Она женщина, а ты ребенок. Она достаточно знатная, чтобы ставить «донна» перед своим именем, и я тоже внесен в Ene Aca. Дама моего сердца обязательно должна быть благородного происхождения…

      – Она вела себя не очень-то благородно. И ты тоже.

      Я закусил удила.

      – Донна Илария всегда чиста и благоухает, а ты только недавно научилась мыться. Ей известно, как заниматься любовью возвышенно, ты же никогда не узнаешь больше, чем свинья Малгарита…

      – Если твоя дама знает, как fottere[54] хорошо, то ты тоже должен этому научиться, а затем сможешь научить меня…

      – Ага! Ни одна благородная дама никогда не употребит слово, подобное «fottere»! Илария называет это musicare[55].

      – Тогда научи меня говорить, как она, научи меня musicare.

      – Нет, это просто уму непостижимо! Почему я сижу здесь, споря со слабоумной, когда моя голова забита совсем другим? – Я встал и сухо сказал: – Дорис, полагаю, ты хорошая девочка. Почему же ты предлагаешь мне то, что сделает тебя плохой?

      – Потому… – она склонила голову так, что ее светлые волосы скрыли выражение ее лица, – потому что это

54

Заниматься любовью (ит.).

55

Музицировать (ит.).