Девятое сердце земли. Тери Аболевич

не мог отбить затхлого запаха моральных нечистот, в котором погрязла Гора Мертвецов. Рубаха царапала тело, сапоги были не по размеру и местами потрескались. Штаны и камзол были вроде бы поновее и без заплат, но так же неприятны на ощупь. Снабжение армии скудело с каждым годом, и если эта война продлится ещё хотя бы в половину прошедшего срока, то скоро станет войной нищих с нищими, и природа вернёт им в руки копья и камни.

      Под казармы были отведены бывшие комнаты обслуги, коей здесь было немало в прежние времена. Где нужно сломали стены, поставили вплотную железные двухъярусные кровати. Каменную кладку прикрыли деревянными панелями, спрятав под них сухую солому. Сырость нынешней гнилой поры постоянно пыталась проникнуть в помещение, а вместе с ней и болезни. Командование не жалело дров: для солдата мокрые ноги многим хуже пустого желудка.

      Конмаэл Форальберг не имел желания строить какие-либо связи. Впервые войдя в тёмную казарму, где солдаты готовились провалиться в тревожные сны, он лишь едва кивал тем, с кем встречался взглядом, и сразу отводил глаза. Дойдя до своей кровати на нижнем ярусе, он притворился, будто тут же уснул, однако на самом деле ещё долго бодрствовал, пытаясь урезонить предательские мысли.

      Слух улавливал каждый звук, выделяя его из общего гомона, будь то кашель, скрип или приглушённый разговор. Запахи били его в нос, так же отслаиваясь один от другого: пыльная одежда, пот, резина старых сапог. Взгляд цеплялся за плавающие тени. Форальберг чувствовал себя здесь лишним, ему хотелось оказаться где угодно, хоть где-нибудь, но только не на этой жёсткой кровати, погрязшей в звуках и запахах. Внутри всё противилось новому витку жизни, но иного выбора у него не было.

      Конмаэл Форальберг родился в семье дворянина-промышленника. Мать скончалась рано, сражённая лихорадкой, отец же мало интересовался судьбой сына: со смертью жены в нём умерло всё, что делало его семьянином. Он был отцом настолько, насколько его обязывало это звание, и такое положение устраивало обоих. Конмаэл учтиво держался с ним на приёмах и званых ужинах, давал разумные комментарии, когда мужчины обсуждали промышленность, но он не был привлечён к управлению и не стремился занять место наследника многочисленных заводов. Юноша выучился на архитектора и, опираясь на титул и мечты о новых городах, спрятался от войны в столичной строительной конторе. Альберт Форальберг, напротив, всё более погружался в торговые отношения войны. Его заводы обрабатывали металл. Они делали рельсы для железных дорог, по которым шли эшелоны с солдатами и лошадьми, вагоны, гружённые провизией и боеприпасами. С начала войны прошёл уже год, когда парламент вынудил всех, кто способен производить оружие, делать это в немыслимых масштабах. Войной стали одержимы все, от мала до велика. Женщины шили и отправляли на фронт солдатскую форму, старики собирали деньги на табак, а дети во дворах разыгрывали миниатюры сражений. Война ещё не стала омерзительным мором, она гордо несла над головой патриотическое знамя, призывая сплотиться и подраться, ликуя, воззвать к внутренней