Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля. Габриэль Гарсия Маркес

и в благодарность за все хорошее отметить наш отъезд. Руководитель оркестра, серьезный мужчина в очках, делавших его совершенно не похожим на музыканта, велел своим ребятам весь вечер исполнять в нашу честь танго и мамбу, отчего-то считая их колумбийской музыкой. Наши подружки плакали и пили виски, по полтора доллара за бутылку.

      В последнюю неделю нам трижды выдавали жалованье, и мы решили как следует кутнуть. Я хотел напиться, потому что на душе было тревожно, а Рамон Эррера потому, что ему, как всегда, было весело, и вдобавок он родился в Архоне, умел играть на барабане и удивительно похоже подражал всем модным певцам.

      Мы уже собирались отчаливать, как вдруг к нашему столику подошел какой-то американский моряк и попросил у Рамона Эрреры разрешения пригласить на танец его девушку, гренадершу-блондинку, которая меньше всех пила и больше всех рыдала – причем искренне! Американец обратился к Рамону Эррере по-английски, а тот, грубо его отпихнув, проговорил по-испански:

      – Ни черта не понимаю!

      Драка, которая засим последовала, была – любо-дорого посмотреть: со стульями, которые ломались о головы противников, и вызовом по рации полицейских. Рамон Эррера, умудрившийся отвесить америкашке две шикарные оплеухи, вернулся на корабль в час ночи, распевая песни голосом Даниэля Сантоса. Он заявил, что это его последнее плавание. И действительно, так оно и вышло.

      В три часа ночи 24 февраля эсминец покинул Мобил и взял курс на Картахену. Мы все были рады вернуться домой. Все везли подарки. Старшина Мигель Ортега казался самым веселым. По-моему, рассудительней моряка, чем Мигель Ортега, не было на всем белом свете. За восемь месяцев, проведенных в Мобиле, он не прокутил ни доллара. Все полученные деньги Мигель потратил на подарки жене, ждавшей его в Картахене. Ночью, когда мы отплывали, он стоял на палубе и рассказывал о своей жене и детях, что, впрочем, было вполне естественно, так как ни о чем другом он вообще не говорил. Мигель вез домой холодильник, стиральную машину-автомат и в придачу еще радиоприемник и электроплитку. Через двенадцать часов старшине Мигелю Ортеге суждено было пластом лежать на койке, страдая от морской болезни. А через семьдесят два – покоиться на дне морском.

      Гости смерти

      Когда судно снимается с якоря, то отдается приказ: «Все по местам!» И каждый остается на своем месте, пока корабль не покинет порт. Я молча стоял там, где мне полагалось: возле торпедных аппаратов, – и глядел на меркнувшие в тумане огни Мобила. Но думал не о Мэри, а о море. Я знал, что завтра мы будем в Мексиканском заливе и что в это время года там плавать опасно. Капитан-лейтенанта Хайме Мартинеса Диего, который оказался единственным офицером, погибшим при катастрофе, я не видел до самого рассвета. Он был высоким, крепким, молчаливым мужчиной, которого я вообще видел считанное число раз. Я знал, что он родом из Холимы и очень славный человек.

      Зато в то утро мне попался на глаза первый унтер-офицер, второй боцман Амадор Карабальо, рослый, статный…