– Знающие не говорят, – улыбнулся Эйнари. – А говорящие – не знают.
– Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! – воскликнула девушка. – Но вы-то, надеюсь, знаете?
– Да. Я многое знаю. И о многом.
– А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?
– Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?
– А вот Ницше сказал…
– Не надо, – мягко прервал ее Тойвонен. – Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?
– Ангелина.
– А меня – Эйнари. Это финское имя.
– Вы финн?
– Да. Но моя родина – Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.
– Отлично! – она даже чуть не подпрыгнула. – Я обязательно приду!
– Один вопрос только, – сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери. – Зачем вам все это нужно?
– Ну как же? – полуобернувшись, произнесла Ангелина. – Ведь знание – это сила.
– У этой медали есть и обратная сторона, – промолвил финн. – Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.
– Я не боюсь скорби, – твердо заявила девушка. – Это не самое страшное, что может случиться.
Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, – думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада»[4], – скорбь – не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».
Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», – подумал, разворачиваясь, Эйнари.
Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой – было не слишком приятным.
– Ну что, дед, ты решил? – спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше. – Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?
Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения. Все остальное – нет. Разве что еще вот вместо жмыха – жевательный героин.
Он помнил их. То были те же самые ребята, что и сорок лет назад.
«Считают, должно быть, что жизнь им чего-то недодала и, стало быть, нужно это взять самостоятельно, – подумал Эйнари. – Вы, конечно, правы, ребятки, но, черт возьми, как же вы глупы, если думаете, что это надо делать вот так».
Финн внимательно посмотрел на лица обоих ребят. Ни проблеска
4
Серия декоративных статуэток, созданная Клайвом Баркером.