Ловушка для вексари. Дж. Э. Уайт

не менее это правда, – ответила женщина. – Подобно гритченлоку.

      – На свете нет ничего подобного гритченлоку.

      – И то правда. А как вы догадались, что вы у него внутри? Большинство людей просто бродят кругами, не соображая, что происходит, пока внутри не иссякнет воздух и растение не начнёт их переваривать. Это все из-за вращения, понимаете? Жертва уверена, что она куда-то идёт, когда на самом деле она не двигается с места.

      Женщина одобрительно хмыкнула.

      – Хитро придумано!

      – Какой кошмар! – сказала Кара.

      – Да какой там кошмар? – возразила женщина. – Большинство жертв гритченлока умирают во сне. Тут, в Чащобе, это, считай, милосердно.

      Дождик, который до сих пор тихо шуршал в листве над головой, припустил сильнее. Тафф поймал несколько капель языком, вызывающе поглядывая на сестру, как бы говоря: только попробуй мне и это запретить!

      – Глядите! – сказала женщина.

      Лианы со скрипом растягивались: гритченлок опускался вниз. Коснувшись земли, массивные лепестки медленно развернулись, и их внутренняя сторона потемнела, из зелёной сделавшись чёрной, под цвет здешней почвы. Идеально замаскированная ловушка.

      – По ночам это действует лучше, – сказала старуха, – но вы не первые, кто в него средь бела дня попадается. Не вините себя. Тут и в самом деле нетрудно растеряться, особенно новичку.

      – А вы кто? – спросила Кара.

      Старуха почесала голову, выудила что-то из волос и щелчком отбросила в сторону.

      – Ты ещё не ответила на мой вопрос. Как ты догадалась, как оттуда выбраться?

      – Мы с мамой раньше ходили собирать травы на Опушке, – ответила Кара. – Мама была целительница, а на Опушке растёт много растений, которые годятся на лекарства. Но она меня учила и тому, каких растений следует избегать. И хищные растения вроде этого показывала, тюлинеты и земляные красавицы. Однажды вечером – мы весь день убирали капусту, я это запомнила, потому что у меня все руки были зелёные, я то и дело вытирала их о своё платьице, – она повела меня вглубь Опушки, и мы присели рядом с какими-то лепестками – мне показалось, будто они просто лежат на земле. Мама пригасила фонарь, и мы сидели в темноте и щёлкали семечки.

      Голос у Кары сорвался, и она немного помолчала, чтобы взять себя в руки. Именно от таких мелких, сугубо личных воспоминаний о маме сердце каждый раз пронзала боль утраты.

      – И тут вдруг по земле пробежала мышка, и ловушка раз – и захлопнулась в мгновение ока. Лепестки сомкнулись, отделились от земли, и растение принялось вращаться на коротком стебле. Мама подвела меня поближе, чтобы мне было слышно, как мышка шуршит внутри. «Бедняжке кажется, что она по-прежнему бегает на свободе, – сказала мне мама. – Она не понимает, что воздух внутри скоро закончится. Ещё чуть-чуть – и ей конец». Я взмолилась, чтобы она спасла мышку. Обычно мама не вмешивалась в то, что творится на Опушке, но в тот раз она послушалась. «Эти лепестки очень мощные, – сказала она, – даже самому могучему человеку в Де-Норане не под силу их раздвинуть. Но вот, погляди!» Она подцепила лепестки ногтем, они застыли и развернулись, и получился