Бикфордов мир. Андрей Курков

возражая, сказал Горыч.

      – Куда? – выдавил из себя шофер.

      Горыч указал взглядом на лобовое стекло.

      – Вперед и с выключенными фарами, – после короткой паузы объяснил он свой взгляд.

      – В полной темноте?! – ошарашенно переспросил шофер.

      – А ты хочешь еще раз подразнить городскую артиллерию?

      – Ладно, – смирился шофер. – Только давай заранее попрощаемся друг с другом и с ним. Потом можем не успеть. Уж очень мне это напоминает путешествие по минному полю.

      – Мне вся моя жизнь напоминает путешествие по минному полю, но я никогда ни с кем заранее не прощаюсь, – грустно улыбнулся Горыч. – Лучше уходить по-английски…

      Прощание с пассажиром было коротким. Он лежал на брезенте с закрытыми глазами. Разница между бодрствованием и сном потеряла для него свое значение. Шофер и Горыч пожали вытянутую вдоль туловища руку и, присев рядом с пассажиром на корточки, раскурили по «беломорине». Докурив, вернулись в кабину.

      Мотор завелся. Слепая машина медленно поползла вперед.

      2

      На морской глади безвольно покачивалась грузная баржа-самоходка. Свисал с невысокой радиомачты обмякший от безветрия флаг военно-морских сил, а на палубе молча сидели два матроса. Один был рыжий, в веснушках и с бородой. Второй – сразу видно, что почитатель устава, – был гладко, до синевы, выбрит, коротко, а местами и наголо самоострижен, ко всему прочему сидел он так ровненько, словно ему дали команду «смирно!», разрешив при этом не вставать. Его лицо, не выдававшее даже при разговоре или споре никаких настроений и эмоций, так и просилось маленькой фотографией в любой официальный документ, дававший право или разрешающий действие.

      – Харитонов! По возвращении я напишу на тебя рапорт! – совершенно равнодушным голосом, но безукоризненно по-русски говорил уставной матрос. – Ты не выполнил за последние два месяца ни одного моего приказа!

      – Да ну… – устало вздохнул рыжий. – Но ведь нет никого! Машина сдохла смертью храбрых. Если бы я все эти два дрейфовых месяца брился к утренней поверке, мы бы…

      – Что «мы бы»? – равнодушно перебил уставной.

      Рыжий махнул рукой и отвернулся. Перед глазами второго появился патлатый затылок.

      – Младший матрос Харитонов!

      – Я, – не оборачиваясь, отозвался рыжий.

      – Приказываю спустить флаг!

      Рыжий обернулся и недоуменно заглянул в прищуренные от внутреннего размышления глаза старшего матроса.

      – По флагу нас может обнаружить вражеская авиация, – монотонно произнес уставной.

      – И то правда, – Харитонов поднялся и потянулся к радиомачте. – Два месяца ничего вражеского. И своего ничего. Должно же это кончиться!

      – Поменьше рассуждай, Харитонов. Флаг снял?

      – Да. И куда его теперь?

      – Заверни во что-нибудь и всегда имей при себе!

      – Послушай! – дружелюбно заговорил рыжий. – Может, ты мне все-таки скажешь: что случилось? Мы с тобой выросли вместе, вместе работали, вместе пошли на