Оазис человечности. Часть2. Власть фортуны. Марк Веро

в глаза Лутацию с надеждой и мольбою. В ней говорило одно желание, одна просьба терзала ее сердце, ей ничего не было нужно, кроме как увидеть Квинта, и она сострадала Лутацию – это сопереживание он прочитал в ее широко открытых глазах.

      – Здравствуй, Лутаций. Вот мы и свиделись снова, – она взяла его за руку и мягко увлекла за собой, в глубь камеры, во тьму, где только их голоса и мысли были бы значимы. Она была уверена в нем: что-то ей говорило, что, как и Квинт, он не похож ни на одного знакомого ей мужчину.

      Начальник и Сервий тем временем стали неподалеку и общались о своих делах.

      – Я не ожидал тебя здесь увидеть, – с болью в голосе сказал Лутаций.

      – А я бы хотела, чтобы эта встреча произошла при солнечном свете! Но этого все не происходило, а увидеть я тебя хотела, и вот я здесь!

      – Твое появление дивно вдвойне, разве не советовал тебе Квинт покинуть Рим? – последние слова он произнес шепотом, словно боясь, что кто-то их услышит.

      – Говорил, но сам он при этом пропал, след его простыл, и вот молить тебя пришла, Лутаций, просить хоть на коленях! Заклинаю тебя твоей верой, – ее голос звучал чисто и искренне, нежно и умоляюще, – заклинаю всеми богами милости и надежды, веры и любви, всеми славными сынами человечества, достойными отцами и предками, бессмертием жизни, царством радостного чувства, что обитает от сотворения мира у каждого в душе, всеми минувшими годами и будущими веками, заклинаю тебя, Лутаций, скажи мне, как отыскать Квинта, где найти его мне, страдающей от разлуки, в неведении живущей дни и ночи, что минуют скоротечно, когда хочется лишь забыться. Но с каждым утром просыпаюсь я, и в поисках Квинта не унимается скорбящая душа! Скажи мне: где его найти? В тебе, я верю, сам Юпитер, всем миром правящий, послал мне неожиданное спасение! Скажи мне, где его искать! И боги тебя, верно, достойно вознаградят!

      Ее голос смолк, утихли последние его звуки, и только ритмичное падение капель да два мужские голоса в отдалении нарушали непривычную тишину. В полутьме камеры ни Аврора, ни Лутаций не двигались. Они застыли в немой позе, замерли, занесенные песками собственных переживаний. Аврора, недвижимая, со сложенными в надежде руками, прижатыми к груди, смотрела блестящими от волнения глазами на Лутация. Он также был неподвижен, но эта неподвижность была лишь внешней, лишь кажущейся, как для того, кто ныряет глубоко под воду, – все вокруг неподвижно. Но стоит выплыть, проникнуть в другую стихию, как непредвиденные штормы и нежданные ветры захлестнут тогда своей силой и мощью. Как для мирно бродящего путника по склону покоящегося вулкана неведомо то, что происходит у него в глубине, какое глухое клокотание, какие подземные взрывы неистово сокрушают его нутро, так и при взгляде на человека не узнаешь того, о чем он думает, что чувствует и чем живет в этот миг его сердце. По поверхности никогда не узнаешь, что происходит в человеке на самом деле. Она – как морщины на лице, как борозды на поле, лишь отражает то, что уже случилось, стало действительностью,