Тайны моей сестры. Нуала Эллвуд

дне: о мужчинах, о крови и о зовущем на помощь ребенке – и вместо этого вспоминаю поездку в Великобританию. Сидя в аэропорту в ожидании самолета, я ощутила, как что-то внутри меня треснуло; даже показалось, что я почувствовала щелчок где-то в районе груди. Я вздрогнула от боли, физической боли, похожей на ту, что возникает, когда натягиваешь до предела канцелярскую резинку, а затем отпускаешь, и она ударяет по руке. К горечи утраты примешивалось жгучее чувство вины – осознание, что я сама отчасти виновата в несчастьях, от которых так старалась убежать. Я совершила нечто ужасное, за что никогда не смогу себя простить.

      Но Шоу я говорить об этом не собираюсь, ее это не касается.

      – Наверное, странно вернуться в Херн Бэй после стольких лет?

      Голос Шоу резко возвращает меня в реальность.

      – Да.

      – Насколько мне известно, вы остановились в родительском доме, – продолжает она.

      Я киваю и непроизвольно дотрагиваюсь до руки. Кровь уже запеклась, осталась лишь саднящая боль. Закрыв глаза, я мечтаю о таблетке обезболивающего и о большом бокале «Шабли», но ни того, ни другого явно не предвидится. Заметив мое движение, Шоу хмурится при виде резаных ран, зигзагами расчерчивающих руку.

      – Выглядит не очень, – сетует она.

      – Ерунда, – говорю я и прижимаю руку к груди.

      – Что произошло?

      – Я же сказала – ерунда.

      Несколько мгновений она смотрит на меня и, видимо, решает не настаивать.

      – А ваш отец – он еще жив?

      Ответ на этот вопрос она тоже знает.

      – Нет, – отвечаю я. – Слава богу, нет.

      – Почему слава Богу?

      – Потому что он был жестокий алкаш, – говорю я. – Я ненавидела его, а он ненавидел меня.

      – За что вы его ненавидели?

      – За то, что он обращался с мамой, как с боксерской грушей. – Я останавливаюсь. Снова сказала слишком много. –   Послушайте, спасибо, конечно, за психологическую консультацию, но при чем здесь это? Я знаю, как это делается, доктор Шоу. Я допросами на жизнь зарабатываю. Но проблема не во мне, а в ней.

      – Кейт, просто постарайтесь честно отвечать на вопросы, – говорит она, скрестив руки на груди. – Это поможет нам разобраться, как вы здесь оказались. Понимаете?

      Я неохотно киваю.

      – Можем сделать перерыв в любой момент, – мягко говорит она, словно обращаясь к непослушному ребенку. – Только скажите.

      – Нет, – резко отвечаю я. – Все нормально. Давайте продолжим.

      – Хорошо, – соглашается она, ерзая на стуле.

      Она немного сбита с толку, и меня это радует. В эти несколько мгновений я владею ситуацией.

      – Вы говорите, ваш отец был жестоким и вас ненавидел. За что?

      – Понятия не имею, – отвечаю я. – Может, за то, что я напоминала ему маму, которую он тоже ненавидел. Мои родители потеряли ребенка, моего младшего братика, и это их сломило. Мама, чтобы как-то справиться с горем, с меня пылинки сдувала, а отец обозлился на весь мир. Он винил маму в смерти брата. Пристрастился к бутылке, а пьяному ему под руку лучше было не попадаться.

      – Почему он винил вашу маму в смерти