Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма. Стюарт Голдберг

прежде всего жестом иронии по отношению к символистам («боги символистов – материал для моей песенки») или жестом иронии по отношению к себе («входя в маленький мир моей поэзии, боги символистов уменьшаются до размеров божков/игрушек»)? Говорить с уверенностью о позиции поэта по отношению к символизму нельзя, и эта неуверенность становится важной характеристикой обсуждаемого произведения. Стихотворение «Есть целомудренные чары…» наполнено нежностью к пенатам и обжитому миру «поэта» и проникнуто самоуничижительной иронией. Но в то же время стихотворение намекает на возможность равенства с великими поэтами прошлого или даже превосходства над ними. В конце концов остается открытым вопрос: говорящий мал и глядит вовне – или велик и глядит внутрь?

***

      В творчестве Мандельштама 1909–1911 гг. «чисто» символистские стихи перемежаются со стихами, демонстрирующими ту или иную степень индивидуации, отдаления от символизма. Возьмем стихотворение «Скудный луч, холодной мерою…» (1911), которое поэт достаточно ценил, чтобы включить в совсем тонкое, состоящее всего из двадцати трех стихотворений первое издание «Камня». Стихотворение это было написано спустя два года после стихотворений «Нежнее нежного…» и «Есть целомудренные чары…», однако содержит в себе явные тональные отголоски блоковской поэзии и характерное для символизма единство индивидуального голоса:

      Скудный луч, холодной мерою,

      Сеет свет в сыром лесу.

      Я печаль, как птицу серую,

      В сердце медленно несу.

      Что мне делать с птицей раненой?

      Твердь умолкла, умерла.

      С колокольни отуманенной

      Кто-то снял колокола,

      И стоит осиротелая

      И немая вышина

      Как пустая башня белая,

      Где туман и тишина.

      Утро, нежностью бездонное

      Полу-явь и полу-сон,

      Забытье неутоленное —

      Дум туманный перезвон.

      Здесь есть несколько топосов, которые часто использовал ранний Блок, пусть ни один из них и нельзя назвать отсылкой именно к Блоку среди всех поэтов-символистов. К их числу относятся «печаль»; колокола; безмолвное небо; пустая белая башня, туман и тишина; «полу-явь и полу-сон»150. Так или иначе, заимствованные элементы полностью интегрированы в лирическое «я» Мандельштама и не вызывают ощущения дистанцированности или диссонанса. Стихотворение «Скудный луч, холодной мерою…» остается цельным и полным жизни выражением поэтического голоса Мандельштама, признанием – в эту «минуту поэтического сознанья»151 – поэта-символиста.

      ГЛАВА 4

      МАЯТНИК В СЕРДЦЕ «КАМНЯ»152

      В работах по истории русской литературы начала XX в., особенно посвященных акмеистам, 1912 г. стал почти легендарным. В канун нового, 1912 г. открыло свои двери знаменитое кабаре «Бродячая собака» – второй дом петербургской богемы. Именно

150

Блок: «И твои мне светят очи / Наяву или во сне?» (II, 279); «(Иль это только снится мне?)» (II, 212); «ни сон, ни явь» (III, 32).

151

«Что такое поэтика Шенье? Может, у него не одна поэтика, а несколько в различные периоды или, вернее, минуты поэтического сознанья?» (Мандельштам, II, 299).

152

[Эта и части следующей главы были в несколько иной форме опубликованы по-русски в статье: Голдберг С. Преодолевающий символизм. Стихи 1912 г. во втором издании «Камня» (1916) // «Сохрани мою речь…». Вып. 4. [Ч. 2]. М.: РГГУ, 2008. С. 487–512. Над переводом работали Валентина Василевская, Стюарт Голдберг и Сергей Василенко.]