В стране «Тысячи и одной ночи». Тахир Шах

каменщика. И пока Лайачи поблизости, мне неспокойно. Да и не только мне.

      Опершись на грабли, Осман потер подбородок.

      – Лайачи с детства такой, – сказал он. – Все знают, что он помешанный. По правде говоря, его следует держать взаперти.

      – Почему же ты сразу не сказал? А еще убеждал меня: мол, он человек надежный.

      Осман закусил верхнюю губу.

      – В нашей стране, – нахмурился он, – узы крови много значат. И всегда подразумевают обязательства.

      Дни становились короче, с севера повеяло зимой. В Марокко есть верная примета близких холодов – на улицах не протолкнуться от тележек, доверху груженых апельсинами. Первые апельсины кисловаты, но с каждой неделей становятся все слаще.

      А мне по-прежнему не было покоя. И это в собственном доме! Зохра донимала меня, убеждая прибегнуть к помощи ее знакомой колдуньи. Я же ну никак не хотел идти на поводу у прислуги – еще чего доброго возомнит, будто имеет надо мной власть. И в то же время испытывал необходимость с кем-то поговорить об этих загадочных надписях на двери. Да и о волшебном ковре, часто являвшемся во сне.

      Тут снова позвонил Оттоман.

      Я знал о его прошлом, был немного осведомлен о деловых успехах, но его личная жизнь оставалась для меня тайной. Я не знал даже, женат ли он. Личность Оттомана как-то не располагала к подобным вопросам.

      Мы встретились в кофейне возле его дома в фешенебельном пригороде Касабланки. В кофейне, как обычно, сидели небритые мужчины в длинных, просторных джеллабах, однако она отличалась от традиционного заведения. Во-первых, здесь подавали настоящий кофе, а не то пойло, которое я обычно хлебал, уже привыкнув к его отвратительному вкусу. Во-вторых, было много женщин. Которые не имели ничего общего с извечными свирепыми старухами – в кофейне сидели блондинки в смелых нарядах, с ярко накрашенными губами. Еще непривычнее было то, что они курили.

      Оттоман в общих чертах поделился своей задумкой.

      – Начнем с малого. Найдем сказителя и поселим его в бидонвиле,14 там, где жил Хишам. Я буду платить ему жалованье, а он – день и ночь рассказывать притчи, возрождая традицию, которая вот-вот умрет.

      Я с энтузиазмом кивал, издавая одобрительные возгласы.

      – Постепенно мы расширим поле деятельности, – продолжал Оттоман, – и в скором времени притчи зазвучат уже в десятках кофеен по всему Марокко. Совсем как в старые добрые времена.

      Глаза Оттомана горели, он будто всматривался в даль, разглядывая возникший мираж.

      – Но и на этом мы не остановимся, – сказал он. – Притчи зазвучат на железнодорожных станциях, автобусных остановках, рынках, даже в офисных конторах!

      Обычно говоривший тихо, Оттоман разошелся – он уже громко вещал.

      – Но кто будет платить всем этим сказителям? – спросил я.

      – Спонсоры, – ответил Оттоман. – Фирмы. Сказители могут получать деньги, снимаясь в их рекламе по телевизору.

      – Выходит, они превратятся в коммивояжеров?

      Оттоман нахмурился.

      – Нет-нет, ни в коем случае, – запротестовал

14

Бидонвиль (франц.) – французское слово для обозначения городских трущоб.