Хиромантия. Отсутствует

помочь ему разбинтовать эту руку.

      Когда бинты были сняты, я внимательно стал ее рассматривать.

      Действительно, его рука снаружи ничем не отличалась от другой, но каково было мое удивление, когда я стал рассматривать ее внутреннюю сторону!

      Все линии ладони исчезли.

      Она сделалась совершенно гладкой.

      Таким образом, линии эти исчезли в ту минуту, как только перестали существовать нервы, соединявшиеся с мозгом. Следовательно, эти линии сформировались и поддерживались только этим соединением, иначе рука могла стать совершенно мертвой и все-таки сохранить линии.

      Мне кажется, достаточно одного этого примера; исходя из общего, мы подойдем к мысли, что если электричество, уничтожаясь в одной части тела, умерщвляет ее, то, уничтожаясь во всем организме, причиняет полную смерть и что оно, быть может, есть тот мировой агент высшего могущества, который дает жизнь всему сущему.

      Не было ли сказано, что паралич приводит к тому же?

      Это ясно, и мы это видели.

      Таким образом, мы имеем одним доказательством больше и не станем отыскивать новых.

      Но я обязался доказать на основании физиологии разность между хиромантией и хирогномикой.

      Внутренность руки, ее положительная сторона, где пребывает осязание и нервная чувствительность, заключает, как сказано нами, 250–300 пачиниевых атомов; поверхность (ее отрицательная сторона), на которой основана хирогномика, – не содержит ни одного.

      Легко понять различие результатов этих двух систем, когда я скажу, что большой палец у идиотов не имеет этих атомов или что они не заметны.

      Понятно после этого простого объяснения, основанного на неопровержимом факте, что хирогномика была бы здесь бессильна и что она может дать только незначительные результаты, ибо она, повторяю я, может раскрыть только одни инстинкты, которые каждую минуту могут быть направлены ко злу господством страстей, душевных способностей и даже личными свойствами, которые с такой заботливостью изучены хиромантией.

      Я не отвергаю, что принужден был начать с хирогномики, но я тотчас же почувствовал ее несостоятельность и стал стремиться далее; с помощью эклектизма я распространил науку почти до бесконечности, посредством видоизменений и модификаций, которые каждую минуту беспредельно расширяют область науки.

      Перейдем теперь к не менее важному вопросу.

      Надо признаться, что мы намерены вывести невероятные, даже невозможные вещи, – но в наш век, после чудес пара и электричества, почему и не поверить хотя бы немного невозможному?

      Наконец, физиологическая часть хиромантии, – та, которая объясняет соотношение наружных форм с инстинктами и характером – в большей своей части уже признана.

      Галль уже проложил дорогу.

      Правда, мы идем дальше; мы притязаем на прочтение важнейших случаев прошедшей жизни, не всегда, однако, специализируя их, и занимаясь главным образом опасными болезнями и определением эпохи их существования.

      Нам кажется, что и этого уже достаточно.

      Великие потрясения