Страх. Олег Юрьевич Скляр

как они, разговаривать как они. Но он не был таким. Стать таким ему мешала его природная лень и трусость. Но он мечтал о хорошей жизни, он жаждал достатка, славы, и почитания. Трусы всегда жаждут почитания других, преклонения перед собой.

      Он не считал себя трусом. Он шел в атаку, он стрелял в «федералов», и он не боялся это делать. Он смотрел, что делают другие, более сильные и опытные, и, стараясь походить на них, делал то же. И теперь он уже не такой, каким он был раньше и каким его привыкли видеть. Теперь он почти такой же, как и те, кто его окружал, как те, кому он пытался подражать. И уже скоро он сравняется с ними по лихости и удали.

      Сейчас глядя на то, как ловко орудует охотничьим ножом высокий бородач, он страшно завидовал ему. Он хотел так же выхватить нож и резать, резать пленников, как баранов. Он не питал к ним ненависти раньше, и сейчас он даже не осознавал, откуда в нем появилась такая жажда убивать их. Эта жажда обуревала его, заставляла подрагивать все его члены. Параноидальная жажда убийства, жажда видеть смерть своих жертв и упиваться от ощущения собственного могущества. Трусам свойственна особая жестокость.

      Он даже представил, как это делает. Он несколько раз уже порывался сделать это. Но каждый раз что-то неведомое, неожиданно обдававшее холодом его желудок, останавливало его, не позволяло ему сделать это и возможности сдвинуться с места.

      Он не осознавал, вернее, не хотел осознавать, что этот мерзкий холод внутри него, не что иное, как его собственный страх. Страх, сковывающий оцепенением все его маленькое существо. Он не мог дать себе ответ, откуда вдруг взялся этот страх. Это было выше его понимания.

      Яростно желая убивать, он в то же время боялся заглянуть в глаза, обреченных им на смерть людей, боялся увидеть в их глазах смерть. Увидеть её по-настоящему, вблизи, прямо перед собой, увидеть ее холодный мрак, которым уже веяло из глаз несчастных.

      Его сердце бешено колотилось от желания сделать это и страха перед этим. Вдруг оно не выдержит и лопнет, и тогда смерть придет и к нему, и заберет его, унося его вслед за убитыми кафирами?

      Он гнал от себя этот страх.

      «Он не может, не должен бояться! Он – волк. Это его должны бояться, это его должны в страхе молить о пощаде. А он не пощадит, нет. Врагов нельзя щадить».

      «Убей!» – кричал в нем чей-то голос. Но предательский страх держал его на месте. От наплыва эмоций его стало трясти, как в ознобе. Нога, стоявшая на голове бойца, начала выбивать нервную дробь.

      Вдруг какой-то бритоголовый солдат вскочил на ноги, ударил головой в живот держащего его боевика, сбил его с ног и что есть мочи побежал в сторону гор. Толпа сначала опешила, но потом заревела, заулюлюкала веселясь. Это позабавило их. Они знали, что боец не сможет далеко убежать.

      Пусть пробежит метров двадцать-тридцать. Не больше. Любой из них мог, почти не целясь, практически в упор попасть в этого бойца.

      Но азарт охоты! Вот она дичь, вот. И её можно взять в любой момент. Пусть только немного отбежит, чтобы было интереснее убить ее.

      Высокий