Бумажная крыса. Яков Сычиков

как птица, как вольная гордая птица – упала как бревно. «Плюх!» – вульгарный раздался звук. Сбежались дети и взрослые заспешили, сзывая и других на ходу. Все, сгорая от любопытства и возмущения, смотрели, косясь с брезгливым видом, отворачиваясь от средь бело дня развернувшейся похабщины. И лишь дед на скамейке, наблюдавший полёт с начала до конца, мигом смекнул всё – и улыбался теперь расхлябанным беззубым ртом, в носу ковыряя гнутую перемычку.

      Четырнадцатилетняя девочка упала с четырнадцатого этажа – и возлюбленный её, узнав, забыл о ней спустя двадцать две минуту, а гроб был закрытый – не видно было её красивого, холодного ко всему лица, да и вовсе не осталось от неё никакого лица.

      Все прелести адаптации

      Обычно, просыпаясь по утру, я не забывал подкормить своего хомячка, а то и полакомить дружка чем-нибудь вкусненьким. А сегодня забыл. И только скрылся я, опаздывая, за дверью, хомячок мой выглянул из коробки, потаращил глаза, пошкрябал лапками в пустом лотке и ни с чем уполз назад в норку – перебирать с досады старые запасы.

      Вернувшись вечером домой, Хомочку я застал в тревожном состоянии. Вытаращив свои мышиные глаза-бусины, он встал на задние лапки, передние задрав к мордочке, будто собираясь меня нокаутировать, что само по себе не предвещало уже ничего доброго. К тому же, вспомнив утренний промах, я решил, что он стал последней каплей в чаше хомячьего терпенья, и готовился держать ответ.

      – Что, проголодался?! – расплылся я в улыбке, как последняя сука. И несказанным стало моё удивление, когда хомяк ответил по-еврейски – вопросом на вопрос:

      – Нет, а ты сам как думаешь, голова?! Весь день шляешься, а мне только и дело, что колесо это долбаное крутить, да и не жрамши вдобавок?!

      – Но у тебя же есть запасы? – с наивной находчивостью напомнил я – и тут же догадался, плюхнувшись на пол, что вот и всё: мы наконец сошли с ума. Я и мой хомячок – теперь мы оба сумасшедшие.

      Но Хомка совсем не склонен был шутить, к тому же снова задавался, то есть, не удостоив ответом, задал вопрос:

      – Ну, ты чё там усох-то?! Думаешь, снится всё? Щипнуть разочек?

      – А ну-ка, давай! – решился я (вдруг поможет) – и запустил руку к злостному животному, тотчас прокусившему мне палец. – Ау! Ёшь!

      – Ну как, чуешь?! – спросил Хома.

      – Ёще бы!.. Чую! – ответил я.

      – Ну вот теперь и поговорим, – заявил Хома, облизываясь и усаживаясь по-человечьи на край лотка, уперев в бока лапы. – Накипело уже, понимаешь?

      – Понимаю, ты говори, – ответил я и закурил.

      – Обидно мне сидеть тут целый день, – начал Хома, – и наблюдать, как ты отправляешь свои скотские потребности…

      – А чего это скотские-то?! – возмутился я. – Ты на себя посмотри: жрёшь, спишь и так далее. Ну, колесо ещё…

      – И так далее?! – зашипел Хома. – Я б тебе показал «и так далее»! Это кто меня сюда засадил?! Кто поставил долбаное колесо?! Где моя самка?!

      – Ну, вот этого не надо! Я тебе их две приносил,