Избранные. Городская фантастика. Алексей Жарков

руки не подал.

      – Шатун, слово не обидное, – Шал опустил ладонь.

      – А какое?

      – Скорее, страшное.

      Юм огляделся по сторонам. Простое убранство. Стол. Два стула. Часы-ходики. Двухъярусная кровать у стены. Чудна̀я люстра с подставками для свечей, с которой до самого пола свисали цепи. Два окна. В простенке между ними глубокая ниша.

      – Почему страшное? – спросил Юм.

      – Загадочные вы, существа. Да ты садись, – Шал указал на стул. – Всех нормальных людей на поезде сюда привозят, а вы неизвестно откуда появляетесь.

      – Слушай, – Юм присел, – да что это за место вообще?

      – Нормальное место, – Шал вытащил из кармана огарок свечи. – Жить можно. Если порядок не нарушаешь.

      – Какой на фиг порядок?

      – Расскажу, – Шал вставил огарок в залитый воском подсвечник, – слушай. Каждый тут своим делом занят. Есть цеха – мусорщики, огородники, городовые… Мы с тобою жестянщики. Все работают с восьми до шести. Каждый седьмой день – выходной. В этот день мы моем и чистим город. До пяти часов вечера. После – личное время.

      – Да. Весёлая жизнь!

      – Я не жалуюсь.

      Смеркалось. Шал чиркнул спичкой, зажёг огарок.

      – У вас что, света нет? – спросил Юм.

      – Электричества мало. Оно только для палок городовых.

      – Знаю. Меня такой штукой вырубили ваши сволочи.

      – Драться нельзя. Ругаться нельзя. За это положены наказания, – флегматичным тоном провещал Шал.

      – Какие наказания?

      – Разные. А городовые – не сволочи. Они за порядком следят.

      – А что ещё у вас нельзя? – Юм презрительно щурился.

      – Опаздывать. Режим нарушать. Лениться. Болтать лишнее. Если часто нарушать правила, случится самое страшное – из дому на ночь выгонят.

      – Вот как? – шатун рассмеялся. – А что у вас можно-то?

      – Работать. Соблюдать порядок.

      Юм скривился. – Слушай, а если просто сбежать из вашего сраного города?

      Шал побелел. Руки его задрожали. – Тихо! Закройся! Об этом даже думать нельзя, не то чтобы вслух говорить. А если…

      – Что, если?

      Пол качнуло, как при землетрясении. Подсвечник на столе подпрыгнул. И Юм снова услышал голос. Не такой громовой, как в Умном Доме, не такой раскатистый, как на Вокзале. Этот голос был тише и мягче, но точно также звучал словно бы отовсюду.

      «Объясни ему, Шал!»

      – Да. Да. Сейчас, – залепетал Шал, – прости его. Он же не знает.

      – С кем это ты разговариваешь? – спросил сбитый с толку шатун.

      – С домом!

      – Чего?

      – Все дома здесь живые. Они имеют глаза и уши. Они говорят с нами. Они наши учителя и хозяева. Все они связаны между собой. Что знает один, тут же узнаю̀т и другие. Ты сказал про побег – теперь про это знает весь город.

      В этот миг на улице раздался отчаянный крик. Шал метнулся к окнам. Двумя рывками задёрнул шторы. Шумно выдохнул.

      – Кто