День смерти. Кэти Райх

я почувствовала, что жутко вспотела, несмотря на мороз. Взглянула на бампер – до соседней машины еще около шестидесяти сантиметров. Отлично.

      На улице уже не так холодно, как раньше, но скромное потепление принесло с собой повышенную влажность. Столб холодного воздуха повис над городом, небо приобрело цвет старой консервной банки. Пока я шла вниз к Шербруку и на восток, пошел тяжелый мокрый снег. Первые снежинки растаяли, как только коснулись асфальта, следующие задержались, угрожая превратиться в сугробы.

      Я потащилась вверх по холму к Мактавишу и зашла в Макгилл через западные ворота. Университет нависал надо мной, серые каменные здания ютились на холме от Шербрука до Доктор-Пенфилда. Люди сновали вокруг, ссутулившись от холода и сырости, закрывшись от снега книгами и пакетами.

      Я прошла мимо библиотеки и срезала угол за музеем Редпат. Вышла через восточные ворота, повернула налево и пошла вверх по холму к университету. Ноги устали так, будто я одолела не меньше шести километров по лыжной трассе. Перед Беркс-Холлом я едва не столкнулась с высоким молодым человеком; он шел опустив голову, волосы и очки были покрыты крупными хлопьями снега.

      Беркс появился словно из другого времени: готический стиль, резные дубовые стены, огромные соборные окна. Здесь хочется говорить шепотом, а не болтать и обмениваться записками, как в обычных зданиях университета. Вестибюль на первом этаже похож на пещеру, на стенах висят портреты серьезных мужчин, смотрящих сверху вниз с ученой напыщенностью.

      Я добавила свои ботинки к коллекции обуви, пачкающей тающим снегом мраморный пол, и шагнула поближе – взглянуть на величественные произведения искусства. Томас Кранмер, «Архиепископ Кентерберийский». Хорошая работа, Том. Джон Баньян, «Бессмертный мечтатель». Времена меняются. Когда я училась, студента, замеченного в абстрактных размышлениях на занятии, называли по имени и стыдили за невнимательность.

      Я взобралась по винтовой лестнице на третий этаж мимо двух деревянных дверей на втором – одна ведет в башню, другая в библиотеку. Здесь элегантность вестибюля уступала натиску времени. Краска местами отстала от стен и потолка, то тут, то там не хватало плитки.

      Я остановилась оглядеться. Кругом – гнетущая тишина. Слева ниша с двойной дверью, ведущей на балкон. По обе стороны от двери – коридоры, в каждом деревянные двери через определенные промежутки. Я миновала башню и направилась в дальний коридор.

      Последний кабинет слева оказался незапертым, но пустым. На табличке изящными буквами выведено: «Жанно». По сравнению с моим кабинетом комната походила на часовню Святого Иосифа. Длинная и узкая, с колоколообразным окном в дальнем конце. Сквозь витраж виднелись административные здания и подъезд к Медикаль-Денталю. Пол из дуба, доски за много лет пожелтели от неутомимых ног.

      На каждой стене выстроились в ряды полки с книгами, журналами, блокнотами, видеокассетами, слайдами, кипами бумаг и распечаток. Перед окном – деревянный стол, справа – рабочий компьютер.

      Я посмотрела на часы. Двенадцать сорок пять. Еще рано. Я вернулась в коридор и стала рассматривать