Маяк и смотритель. Дарья Соль

p>

      © Алексей Глазев, иллюстрации, 2020

      ISBN 978-5-4498-5753-8

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      «Оттого, что рана твоя больше тебя стократ…»

      Оттого, что рана твоя больше тебя стократ

      и кричать позволено только в листы тетради,

      ты не спишь и думаешь: «Нужно уехать в штат,

      какой-нибудь там Висконсин, посеять сад,

      жить в безмолвии и осаде,

      поливать лужайку, кормить бельчат,

      пить сухое белое на террасе».

      Оттого, что нет у тебя ключа

      от нормальной жизни и дни горчат,

      ты мечтаешь лететь по трассе —

      справа лес, а по левую сторону Тихий шумит,

      и нет большей свободы, чем мчаться с дождём по апрелю.

      Видно, так меня любит Вселенная, что зашит

      где-то между висками сильнейший магнит,

      когда я год прикован к постели.

      Вот ты думаешь: «Нужно сменить локацию, стиль,

      обрести свою веру, прозреть, созерцая ландшафты».

      Проще грезить, что ты уже там, после опыта миль,

      попиваешь свой кофе, поёшь водевиль

      и не был никогда распятым

      на кресте повседневности, серой сырой хандры.

      Ты так хочешь дорогу, скорость, ветра и скалы,

      чтобы тайно надеяться резко слететь в обрыв,

      мол, Вселенная, выводи меня из игры.

      Я хочу всё сначала.

26.01.2016

      «Разбитое сердце складывают вот так…»

      Разбитое сердце складывают вот так:

      осколками внутрь, заворачивают в наждак,

      свёрток – в бумагу и в дальний конец тела,

      чтобы совсем не тревожило, не шелестело,

      кто-то потом отдаёт его за четвертак,

      не стоит его осуждать, и не наше дело.

      Те, кто оставил – начнут обживать пустоту:

      вот здесь я поставлю ружьё, мини-бар будет тут,

      сюда во всю стену проектор, динамик погромче —

      проклятый бесформенный свёрток шевелится ночью,

      и тихо так воет, как ветер в щелях кают,

      как преданный зверь, оставленный в тёмной роще.

      Разбитое сердце должно умещаться в строфу;

      моё почему-то растёт, расширяясь на фут,

      моё воспалённое, доктор, так разве должно быть?

      В его перегное рождаются мох и жёлудь,

      гляди, через месяц бессмертники зацветут,

      а смертные снова придут разбивать и штопать.

      Не то чтобы страшно, но вдребезги ведь насовсем?

      Мне просто бывает так больно, и футов на семь

      уже разрослась эта боль, полнясь липой и соей.

      Быть может, их свёртки, мой доктор, оставить в покое?

      Не нужно их все подбирать и откачивать всех

      и быть неожившим могильником тоже не стоит?

6.06.2018***

      Когда же наконец я упаду в растущую у дома череду, руками раздирая воздух знойный, – свернусь калачиком, на всех ветрах продут, и к умиранью приступлю весьма спокойно. Я вспомню музыку совсем давнишних снов, я устыжусь, что жил, как старый сноб, в холодном мире стен неинтереса – где ты теперь, мой друг, переиначен, нов – я не подсматривал, хотя – какая пьеса! Когда же грохнусь я на землю в полный рост и моё тело перемелется в компост – здесь вырастет дубок или осина, и я спою (при жизни безголос) листвой, что смерть мудра и выносима, что свет не замуруется на фунт земного тела, вкопанного в грунт – продолжится, на вечность посягая. Когда мои ады меня толкнут, я, наконец, заговорю с богами. И с выгодной позиции ничка я напоследок брошусь духом в облака, когда живое тело так устало, и самолётная бегущая строка провозгласит: «Счастливого астрала!»

      Но для чего-то я не падаю пока,

      и свет растёт,

      и боли очень мало.

31.07.2018

      «Какую историю хочешь сегодня узнать?..»

      Какую историю хочешь сегодня узнать?

      Как деревья с ветрами шепчутся допоздна,

      как я слушаю заговор их и ловлю диктофонами,

      что моя основная работа – шататься по снам,

      забирать у людей смурное, не тронув спокойное.

      Что ты хочешь услышать, пока не оборвана связь?

      Как года и недели бегут мне навстречу, смеясь,

      так что просто застывший я стану местом аварии,

      вытру кровь, обыщу все обломки мгновений, их каждую часть —

      так и делят хороший рассказ и плохие сценарии.

      Вот утраченный день, вот