Дивергент. Вероника Рот

комнат в школе они отделены не стеклами, а зеркалами. Я наблюдаю за собой, бледной и испуганной, идущей к одной из дверей. Сьюзен нервно улыбается мне и заходит в комнату 5, а я захожу в комнату 6, где меня ждет лихачка.

      Она не кажется такой суровой, как молодые лихачи, которых я встречала. У нее маленькие темные глаза с заостренными уголками; на ней черный пиджак – как от мужского костюма – и джинсы. Лишь когда она поворачивается, чтобы закрыть дверь, я вижу татуировку на ее шее: черно-белого ястреба с красным глазом. Если бы у меня в горле не стоял ком, я спросила бы, что это значит. Это наверняка что-то значит.

      Внутренние стены комнаты покрыты зеркалами. Я вижу свое отражение со всех ракурсов: серая ткань, скрывающая очертания спины, длинная шея, узловатые пальцы, красные от прилива крови. Потолок светится белым. Посередине комнаты стоит откидывающееся кресло, как у стоматолога, а рядом с ним – машина. В подобном месте должны происходить ужасные вещи.

      – Не бойся, – говорит женщина, – это не больно.

      У нее черные прямые волосы, но на свету я вижу в них прожилки седины.

      – Садись и устраивайся поудобнее, – продолжает она. – Меня зовут Тори.

      Я неуклюже опускаюсь в кресло и откидываюсь, положив голову на подголовник. Свет режет глаза. Тори возится с машиной справа от меня. Я пытаюсь сосредоточиться на ней, а не на проводах в ее руках.

      – Почему ястреб? – выпаливаю я, когда она прикрепляет электрод к моему лбу.

      – Впервые вижу любопытного альтруиста. – Она вздергивает брови.

      Я ежусь, и мои руки покрываются гусиной кожей. Мое любопытство – ошибка, предательство ценностей Альтруизма.

      Тихонько напевая, Тори прижимает еще один электрод к моему лбу и поясняет:

      – В некоторых частях древнего мира ястреб символизировал солнце. В свое время я решила, что, если на мне всегда будет солнце, я перестану бояться темноты.

      Я пытаюсь удержаться от очередного вопроса, но тщетно.

      – Вы боитесь темноты?

      – Я боялась темноты, – поправляет Тори.

      Она прижимает следующий электрод к своему собственному лбу, прикрепляет к нему провод и пожимает плечами.

      – Теперь он напоминает мне о страхе, который я преодолела.

      Она встает сзади. Я сжимаю подлокотники кресла так крепко, что костяшки моих пальцев белеют. Тори тянет на себя провода, прикрепляет их к себе, ко мне, к машине у себя за спиной. Затем передает мне пробирку с прозрачной жидкостью.

      – Выпей, – говорит она.

      – Что это?

      Мое горло как будто распухло. Я с трудом сглатываю.

      – Что случится?

      – Я не могу тебе сказать. Просто доверься мне.

      Я шумно выдыхаю и опрокидываю содержимое пробирки в рот. Мои глаза закрываются.

      Они открываются всего лишь через мгновение, но я оказываюсь в другом месте. Я снова стою в школьной столовой, но все длинные столы пусты, и за стеклянными стенами идет снег. На столе передо мной стоят две корзины. В одной лежит