Портрет семьи (сборник). Наталья Нестерова

Нет, не вампиришь. Ты в них отражаешься, как в зеркале. Любуешься своей физиономией, своей умностью, их восхищением. Когда в одном зеркале не видишь ничего нового, когда оно замутнится, ты переходишь к другому. И снова как первый раз: твои истории, твои парадоксы, твое красноречие – публика рукоплещет. По сути, ты эгоист такой высшей пробы, что эгоизм уже перешел в свою противоположность – во вселенское человеколюбие, которое есть нелюбие никого. Ты как эссенция. Эссенцию перед употреблением разбавляют, иначе кислота разъест.

      Сергей посмотрел на меня внимательно, хмыкнул.

      – Странное у тебя сегодня настроение. То шутишь плоско, то комсомольскую аттестацию мне устраиваешь. Были такие во времена нашего студенчества. На комсомольском собрании университетской группы каждого по очереди разбирали на предмет человеческих качеств и политической зрелости. Это был какой-то извращенный коллективный психоанализ. Не без пользы, признаюсь, но абсурдный ввиду отсутствия добровольности покаяния.

      – На комсомольской аттестации, – вспомнила я, – мне одногруппники поставили в вину заносчивую гордость.

      – Если бы ты не была гордой, если бы спала со всеми, кто за тобой ухлестывал, тебя бы назвали падшей девушкой.

      – А еще меня удивило заявление, что успех любого дела, которое затевается, от лыжного похода до посещения больного профессора, зависит от того, соглашусь ли с ним я.

      – Ты не можешь не быть центром вселенной. Потому что ты – солнце!

      – Спасибо! – Я погладила его по щеке. – Извини, что я на тебя окрысилась!

      Сергей взял мою руку и поцеловал. Спросил участливо:

      – Возрастные изменения, бабушка? Климакс?

      – Подкрался незаметно.

      Он забрал у меня иголку, воткнул ее в спинку дивана. Взял обе мои ладони в свои, прижал к груди:

      – Есть лекарство. Тряхнем стариной?

      – Ну что ты! – благодарно рассмеялась я. – Разве я могу соперничать со Светой?

      – Таких Свет миллион. А ты – единственная! То малое, что я, эгоист, могу дать женщине, я желал бы отдавать тебе. Я, конечно, не жду тебя в брахмагарии, обете воздержания, но всегда буду ждать!

      – А с ребеночком?

      – Опять? – скривился Сергей. – Неудачную шутку не повторяют дважды.

      Он отпустил мои руки. Я вытащила иголку из спинки дивана, воткнула в подушечку.

      – Как бы не напоролся сам или девицу очередную не травмировал! – не без ехидства предупредила я.

      – Все-таки ты ревнуешь! – воскликнул он, довольный.

      – А как же! – подтвердила я. – Во-первых, муж. Во-вторых, ждешь меня, попутно коллекционируя стройные ножки. Все! Мне пора. Если проводишь до метро, я там куплю тебе моющие средства. У тебя все закончилось, грязнуля!

* * *

      Вечером меня поймала по телефону Люба.

      – Я себе места не нахожу! – кричала она в трубку. – Что ты решила? Дай мне на риторический вопрос, – требовала Люба, – честный риторический ответ.

      – Ты на испанском несешь такой же понос, как и на русском?

      – Не можешь забыть свое отравление? Сколько