Испекли мы каравай (сборник). Наталья Нестерова

блондиночка, Генриетта рыженькая, Изабелла дружила с Просто Марией…

      Лежа на полу, слушая пьяный бред о покойницах, отворачивая лицо от елозящего по нему дула, Борис приготовился к атаке. Но только он пристроил руки, чтобы быстро схватиться за ствол и рвануть его резко в сторону и вверх, как старуха убрала ружье.

      – Вставайте! Развалился здесь. Падший какой-то. Вставайте, пошли. И без фокусов, если сделаете все, как надо, останетесь в живых. Я правильно сказала? Есть какая-то фраза… Делай, что я говорю, и будешь жить. Нет, по-другому. Жить или не жить… Это из другой оперы. Самец, ты меня понял?

      Дуло ружья вновь было приставлено к его спине.

      – Отчетливо понял, – сказал Борис, поднимаясь. – Я буду вести себя хорошо, а вы не станете в меня пулять. Свою половую принадлежность, к сожалению, я мгновенно изменить не могу. Но она не должна вас пугать. Может быть, мы познакомимся? Меня зовут…

      Он с ходу врезался в стену.

      – Дверь открой, – приказала старуха, – идиот, а туда же – с половой принадлежностью.

      Они вошли в комнату, размеры которой не угадывались в темноте. На низком столике горели свечи в подсвечнике, но они освещали только бутылки и тарелки на столике.

      – Направо, – командовала старуха, – осторожно, ступеньки. Здесь стоять. Не дергаться!

      Не убирая ружья от его спины, она выдвинула какой-то ящик, зашуршала полиэтиленом. На плечо Бориса что-то легло.

      – Возьмите, – сказала ведьма.

      Резиновые перчатки, большой пакет для мусора.

      – Вперед! – Она подтолкнула его к выходу. Они вышли на улицу через другую дверь, и конвоирша погнала Бориса к сараю: – Вот тут они лежат! Мои девочки! Открывайте дверь!

      Борис подчинился. Он двигался как в дурном сне – медленно, обреченно и с тайной заинтересованностью: что будет дальше? Вспыхнул луч фонаря, который держала старуха. Солома, клетки, насесты, запах курятника. Так и есть, на шесте сидит нахохлившийся петух.

      – Убийца проклятый! – обозвала его старуха. – Девочки на полу. Наденьте перчатки. Кладите их в мешок. Изабелла, Генриетта, – перечисляла старуха и шмыгала носом.

      Борис с трудом унял нервный смех. Дохлые куры! Никаких кровавых преступлений, маньяков и серийных убийц. Нормальная шизофрения.

      Сложив птиц в мешок, он спросил почти весело:

      – И что дальше?

      – Будем хоронить. Лопата и лом на улице. Я покажу где.

      С лопатой и ломом в руках Борис почти совсем успокоился. Неожиданно присев, резко развернуться и ломом выбить ружье у старухи – дело нехитрое. А если старой карге заодно достанется по черепу, так она этого вполне заслужила. Но сначала он решил предпринять еще одну попытку мирных переговоров.

      – Бабуся, – сказал Борис, – закопаю я ваших девочек, не беспокойтесь. Но ружье от моей спины вы лучше уберите. Руки, наверное, у вас уже устали его держать. Не ровен час пульнете.

      – Вот здесь, – старуха осталась глуха к дипломатическим соглашениям, – разгребайте снег, копайте.

      Облегчение, которое