Порог между мирами. Филип Киндред Дик

негромко сказал он, – ты чувствуешь, что общество обречено, поскольку выдвинуло кандидатом негра и, возможно, выберет его своим президентом. Таким образом ты сам себя принижаешь.

      – Нет, – ответил Брискин, вытянутое лицо которого оставалось невозмутимым.

      – Я скажу, о чем будет твоя сегодняшняя речь, – проговорил Хайм, продолжая стоять спиной к Брискину. – Сперва ты еще раз опишешь свои отношения с Фрэнком Вудбайном, поскольку люди обожают исследователей космоса. Вудбайн – настоящий герой, не то что ты или этот, как там его, – твой соперник. Представитель КДП.

      – Уильям Шварц.

      Хайм выразительно кивнул.

      – Именно. А потом, когда ты наговоришь всякой чуши про Вудбайна и мы покажем несколько фотографий с вами двоими на разных планетах, последует анекдот про доктора Сэндса.

      – Нет, – возразил Брискин.

      – Почему? Он что, священная корова? Его и тронуть нельзя?

      Джим Брискин ответил, тщательно подбирая слова:

      – Сэндс – прекрасный врач, и средства массовой информации не должны его высмеивать, как это происходит сейчас.

      – Наверняка он спас твоего брата, найдя для него в последний момент новенькую печень. Или спас твою мать, когда уже…

      – Сэндс спас сотни, тысячи людей. В том числе множество цветных, независимо от того, могли они заплатить или нет. – Помолчав, Брискин добавил: – Я знаком и с его женой Майрой, которая мне не слишком понравилась. Имел с ней дело много лет назад; одна девушка забеременела от меня, и нам требовалась помощь консультанта по абортам.

      – Великолепно! – неожиданно воскликнул Хайм. – Мы можем это использовать. Девушка забеременела от тебя. Мы скажем об этом, когда тебе будут задавать вопросы борцы за бесплодие. Сразу видно, что ты предусмотрительный человек, Джим. – Хайм хлопнул рукой по лбу. – Всегда думаешь наперед.

      – Осталось пять минут, – заметил Брискин.

      Собрав страницы с написанной Филом Дэнвилом речью, он запихнул их в карман пиджака. Брискин до сих пор даже в жару носил темный костюм, который вместе с огненно-рыжим париком был его визитной карточкой еще в те времена, когда он изображал клоуна в телевизионных новостях.

      – Если произнесешь эту речь, твоя политическая карьера закончена, – заявил Хайм. – А если…

      Он не договорил. Дверь открылась, и на пороге появилась жена Хайма, Патриция.

      – Прошу прощения, если помешала, – сказала она, – но ваши крики превосходно слышны снаружи.

      Хайм бросил взгляд на огромный зал за спиной жены, заполненный девочками-подростками – поклонницами Брискина, юными добровольцами, прибывшими со всех концов страны, чтобы поддержать кандидата от Либерально-республиканской партии.

      – Извини, – пробормотал Хайм.

      Пэт вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

      – Думаю, Джим прав.

      Невысокая, с изящными формами – когда-то она была танцовщицей, – Пэт села в кресло и закурила.

      – Если Джим будет выглядеть наивным,