Тёмный дар. Дж. Э. Уайт

имя. Что она могла переломать человеку кости одним щелчком пальцев…

      Кара таких историй тоже наслушалась. Ещё и не таких.

      – Это всё правда? – спросил Тафф. – Мама действительно так могла?

      Папа смотрел куда-то мимо Таффа. Его бородатое лицо сделалось совершенно безжизненным и лишилось всякого выражения.

      – Нет, – тихо ответил он. – А если бы и могла, то не стала бы.

      И папа снова отломил ложкой кусок шарлотки.

      – Очень вкусно, Кара, – сказал он. – Как всё-таки хорошо, что мы втроем можем…

      Тафф шваркнул тарелкой об стол. Крошки шарлотки разлетелись во все стороны.

      – Но что же она тогда могла-то? – спросил он. – Все кругом говорят о ней, но рассказывают все разное! Райан говорит, она могла одним словом заставить твою кровь вскипеть в жилах. Мэгги говорит, она могла заставить облака глотать людей целиком…

      – Они ничего не знают, – сказала Кара. – Они же были ещё младенцами, когда её…

      – Но они говорят, что им об этом рассказывали мамы с папами, а они-то нашу маму знали! И при этом все говорят разное. Просто голова кругом!

      И как часто бывало, когда Тафф перевозбуждался, он зашёлся кашлем. Кара протянула ему чашку воды, но Тафф отмахнулся. Оставалось только гладить его по спинке, стараясь успокоить.

      – Я им не верю, – сказал он. – Никому из них. Я не верю тому, что они о ней рассказывают.

      – Это всё было так давно, сынок. Оставь это…

      – Нас все ненавидят, а это же несправедливо! Они говорят, что она ведьма, а ведь…

      – Тафф!

      – А ведь на самом деле никто ничего не видел!

      – Неважно! – рявкнул отец, грохнув кулаком по столу. И добавил, уже тише: – Может быть, в подробностях они и расходятся, но суть одна. Твою мать погубила магия. Вот и всё.

      Тафф открыл было рот, словно собираясь сказать что-то ещё, но вместо этого только бессильно плюхнулся на своё место. Каре было его невыносимо жалко. Ему так хотелось любить свою маму, но ему всю жизнь твердили, что она была чудовищем, которое не заслуживает его любви. Будь она невиновна, всё было бы совсем иначе! Насколько легче было бы ценить то, чего они лишились…

      Папа встал из-за стола.

      – Простите меня, – сказал он. – Простите за всё.

      Шаркая ногами, он прошёл коротким коридором и тихо притворил за собой дверь спальни.

      «А ведь ему ещё и сорока нету, – подумала Кара, – а ходит как старик!»

      Приступ кашля наконец утих, хотя щёки у Таффа по-прежнему горели. Кара подвинула к нему недоеденную папину шарлотку.

      – Надо бы это доесть, – сказала она, – а то остынет.

      Пока Тафф мыл посуду, Кара занялась изгаженной дверью. Судя по вонище, смеси крови с навозом дали хорошенько протухнуть несколько дней в чьей-то тачке, прежде чем перевалить её в старую наволочку и шваркнуть об дверь их дома. Сперва Кара отскребла присохшую погань совком, а потом встала на коленки и тёрла дверь тряпкой до тех пор, пока на ней не осталось ни пятнышка. И под конец она окатила запачканный пол веранды