Бриллианты шталмейстера. Иван Погонин

а выгрузить там, где нам надо. Подвода-та и возчик у Карлыча свои, а вот погрузчиков постоянных нет. Пришли мы с Илюхой в понедельник к семи утра, Карлыч меня узнал и без разговоров нанял. Загрузили мы подводу и пошли рядом с ней. Грузились с черного хода и на прошпект дворами поехали. В одной из подворотен Злоб к возчику с ножом пристал и велел не пищать, коли жить охота. Скрутили мы его быстренько, рот тряпкой заткнули, на голову рогожный мешок надели, положили в подводу, промеж ящиков, и двинулись в Галерную гавань. Там в одном анбаре ящики выгрузили, лошадь до Семнадцатой линии я довел и отпустил, она небось домой и вернулась. Ловко?

      – Ловко. Эта ловкость в Уложении разбоем называется. Ты Мануилу Карлычу паспорт-то свой показывал, когда первый раз нанимался?

      – Нет, он и не просил.

      – А книжки где теперь?

      – Дык все там же, в анбаре на Наличной, у одного обывателя.

      – Покажешь?

      – Покажу. Папироской угостить не изволите?

      В ящиках и правда оказались книги – «Приключения Гулливера», «Робинзон Крузо», Чехов, Достоевский, Лейкин, новомодный писатель-беллетрист Сечин.

      Кунцевич бросил «Смертоносный луч» Сечина в ящик и повернулся к Левикову:

      – Вы что-нибудь понимаете, Алексей Степанович?

      – Решительно ничего-с. У этого Гранде товару украли чуть не на пять тысяч, а он молчит, как рыба. Странно.

      – Странно и непонятно. Что думаете по этому поводу?

      Не имеющий чина пожал плечами.

      – А вот мне кажется, что Гранде просто нас боится, – сказал коллежский секретарь.

      – Нас?

      – Ну да, нас – полицию.

      – Вы думаете, что он причастен к каким-то преступлениям?

      – Я думаю, что в этих ящиках содержится что-то противузаконное.

      – Да вроде книжки там все незапрещенные, Сечина так вообще по всему городу рекламируют на афишных тумбах.

      – Значит, надо копать глубже, под Сечина.

      Когда сняли три верхних слоя книг, сыщики увидели то, что искали, – ровные ряды карточных колод.

      Повертев одну из них в руках, Мечислав Николаевич сказал Левикову:

      – А карты-то иностранной выделки, не обандероленные. Контрабанда-с[2], а вы говорите – Сечин!

      – Странно, а почему же грабители их не нашли? – удивился надзиратель.

      – Да ничего странного – увидели сверху книжки и решили, что весь ящик ими набит. Или вы думаете, что Злоб со товарищи стали бы книги перебирать?

      В каждом из ящиков обнаружили по сто дюжин колод.

      Коллежский секретарь еще раз допросил Козлякова, потом проехался с ним по городу на извозчике и выяснил, куда доставлялись ящики с книгами. Один из адресов оказался ему знаком.

      Чиновник для поручений опустил в стакан с чаем кусок сахара, тщательно размешал, отхлебнул и откинулся на спинку стула. «Итак, что мы имеем? Владелец книжного склада два раза в месяц развозит по пятьсот дюжин контрабандных карточных колод в различные злачные места столицы, среди которых „Общедоступка“ моего давнего друга господина

2

 В описываемое время в Российской империи существовала государственная монополия на изготовление игральных карт. Они выделывались на особой фабрике, которая состояла в ведомстве учреждений императрицы Марии – организации, занимавшейся благотворительностью. Часть дохода от продажи карт также шла на благотворительность. Для борьбы с подделками каждая колода опечатывалась особой бандеролью, изготовлявшейся в Экспедиции заготовления государственных бумаг. Карты отпускались для реализации только по нарядам Собственной Е.И.В. канцелярии, при которой состояло особое Управление по продаже карт, имеющее казенные магазины в Санкт-Петербурге и Москве. Ассортимент карточных колод строго регламентировался, регулировалась и их цена. Так, самая дорогая – глазетная колода в 52 листа стоила 2 рубля 50 копеек, второсортная – 60 копеек. Иностранные, бывшие в употреблении или нелегально выделанные карты признавались запрещенными, и за их оборот существовала уголовная и административная ответственность. «Виновные в тайном провозе иностранных карт, а равно и покупатели их подвергаются в административном порядке, сверх конфискации карт, денежному взысканию в пользу казны по 15 рублей с каждой дюжины колод этих» (ст. 1532 Устава таможенного и ст. 760 Уложения о наказаниях). Кроме этого, виновный в продаже запрещенных карт подвергался и денежному взысканию по 15 рублей с каждой дюжины колод в пользу открывателей и уличителей (ст. 1351 Уложения о наказаниях).