Ход королевы. Уолтер Тевис

Голос шел из какой-то точки в ее голове. «Элизабет!» Бет поморщилась: голос был женский, резкий и неприятный, как у матери. Она не обернулась. Пальцы, прижатые к банке, ослабели. Бет сжала их и потянула банку к себе. Ей чудилось, она движется, словно в замедленной съемке, как в кино – когда показывают родео, все замедляется, если кто-то падает с лошади, и всадник плавно опускается на землю, так, что кажется, будто он не может удариться. Бет подняла банку обеими руками, одновременно развернувшись, – стеклянное горлышко задело раму окошка с глухим звоном, запястья изогнулись, банка выскользнула из рук и взорвалась осколками на краю табуретки у ее ног. Осколки вперемешку с сотнями зеленых таблеток волной хлынули на линолеум. Стекляшки ловили гранями свет, как хрусталь, и сверкая замирали на полу, а зеленые пилюли катились дальше сияющим водопадом, прямо к миссис Дирдорфф. Миссис Дирдорфф стояла в нескольких футах от нее и говорила: «Элизабет!» – снова и снова. Как показалось Бет, прошло очень много времени, прежде чем таблетки остановились.

      За спиной миссис Дирдорфф стоял мистер Фергюссен в неизменных белых штанах и такой же белой футболке, рядом с ним – мистер Шелл, а позади них толпились дети, которым было любопытно поглазеть, что происходит. Некоторые щурились и часто моргали от яркого света после темной библиотеки, где только что закончилось кино. Все, кто был в комнате отдыха, смотрели на Бет – она высилась на своем миниатюрном табуреточном пьедестале, подняв и разведя на расстояние фута руки, будто все еще держала в ладонях стеклянную банку.

      Фергюссен отвез ее на коричневой служебной машине в больницу. Там, в маленькой, ярко освещенной комнате, ее заставили проглотить серую резиновую трубку. Это оказалось просто. Ничто не имело значения – перед ее глазами колыхалось зеленое море пилюль в стеклянной банке. Бет заснула, а проснулась лишь на секунду, когда кто-то ввел ей в руку иглу. Сколько времени провела в больнице, она не знала, но на ночь не осталась точно – Фергюссен повез ее обратно в приют тем же вечером. Теперь Бет сидела на переднем пассажирском кресле, проснувшаяся и безмятежная. Больница находилась на территории университета, где Фергюссен учился на последнем курсе. Из окна машины он указал на здание Психологического факультета, когда они проезжали мимо:

      – Вон там я учусь.

      Бет ограничилась кивком. Она представила Фергюссена учеником за партой, как он пишет контрольные и тянет руку, когда ему нужно выйти в туалет. Раньше она никогда не думала об этом человеке с симпатией – считала его таким же, как остальные воспитатели.

      – Боже, девочка, я думал, Дирдорфф лопнет от злости, – сказал он.

      Бет смотрела, как деревья уезжают назад за окном машины.

      – Сколько таблеток ты съела? Двадцать? – спросил Фергюссен.

      – Я не считала.

      Он усмехнулся:

      – Ну, тогда наслаждайся. Завтра начнется ломка.

* * *

      В «Метуэне» Бет направилась прямиком