Когда убьют – тогда и приходите. Мария Воронова

сотрясающих воздух пафосными речами, которые потом бы не оказывались жуткими подлецами. Так что я бы этому Тарасюку бы не особо доверял.

      – Согласен, – повторил Кошкин.

      Тут в кабинет заглянул гособвинитель:

      – Не помешаю, Ирина Андреевна? Честно говоря, для меня оказалось сюрпризом, что подсудимый с экспертом вместе работали, и к тому же у них, очевидно, сложились неприязненные отношения.

      – Ну да, похоже на то.

      – Таким образом, доверие к заключению профессора снижается.

      Ирина пожала плечами:

      – В плане характеристики личности – да, но что касается анализа медицинской документации, тут все объективно. Кроме того, показания второго свидетеля подтверждают мнение профессора.

      Обвинитель улыбнулся:

      – Дорогая моя, медицинский мир узок, и второй свидетель тоже может оказаться не так прост.

      – У меня сын – врач, и я вам доложу, что они друг за друга горой! Цеховая солидарность! – Бимиц гордо приосанился. – Может, этот Ордынцев и позор профессии, но я скорее поверю доктору, который соврет, что он молодец, чем этим двум правдивым людям. Вы Карла Маркса знаете?

      – В общих чертах, – улыбнулся обвинитель.

      – Так это был умнейший человек, и он говорил, что нет большей низости, чем разрешенная смелость.

      С Марксом никто не стал спорить, и несколько минут все молча пили чай, причем обвинитель, не чинясь, сожрал все кошкинские бутерброды.

      Бимиц предложил вызвать в суд врача из отделения Ордынцева, обладающего примерно таким же стажем и опытом, чтобы рассказал о своем непосредственном начальнике и заодно обрисовал обстановку на дежурствах – действительно ли всегда можно улучить время для обхода.

      Фантазия Кошкина оказалась еще более богатой. Он потребовал врача-психиатра, дежурившего в тот день. Пусть сообщит, мог ли Ордынцев диагностировать у пациента психическое расстройство до того, как он убил медсестру. Немного подумав, военрук запросил еще родственников погибшей, которых он считал истинными потерпевшими в этом деле.

      – Красиво жить не запретишь, – вздохнула Ирина.

      Кошкин многозначительно кашлянул:

      – Ирина Андреевна, горю этой мадам я сочувствовать не могу, ибо муж ее попал туда, где давно должен был оказаться, и приобретет она больше, чем потеряла. Но мы не должны забывать, что настоящей жертвой халатности стала медсестра, и вот ее родные имеют полное право заявить свое отношение к поступку доктора Ордынцева.

      Что ж, военрук прав, а это значит, что сегодня они точно ничего не решат.

      Ладно, сейчас заслушаем независимого эксперта-психиатра, который скажет, что Владимир Вениаминович проворонил все, что только мог, объявим перерыв до завтра, секретарю накажем обеспечить явку свидетелей любой ценой, а сами поедем домой и после обеда уже не вернемся. И дома мы не будем ни секунды думать, кто прав, кто виноват. Вообще выбросим из головы и просто назначим то наказание, которое потребуют родственники погибшей Красильниковой, ибо хоть суд и должен быть беспристрастным,