666 женщин Лешего. Михаил Александрович Каюрин

пришло само самой. В тайге я почувствовал себя по-настоящему свободным и независимым, мне в лесу всегда комфортно.

      – Хм-м, не думаю, что великий математик или физик чувствует себя менее свободным и независимым, чем ты, – усомнилась Фелиция.

      – Не знаю, какие чувства испытывают эти люди. Стать гениальным учёным мне не дано – нет той целеустремлённости, без которой достичь больших высот в науке невозможно. А быть рядовым математиком и прозябать в каком-нибудь зачуханном институте до старости – меня не прельщало. Я стал рядовым егерем и ни разу не пожалел о своём выборе.

      – И я не сожалею, что выбрала для себя журналистику, – подумав, сказала Фелиция. – Правда, периодически злюсь на себя, когда у меня получается что-то не так, как хотелось бы. Обзываю себя в такие моменты ничтожеством и задумываюсь: а не ошиблась ли я с выбором профессии? К счастью, очень скоро всё становится на свои места, =_aи я опять чувствую прилив сил.

      – Значит ты тоже на своём месте, – сделал заключение Виктор и, посчитав разговор оконченным, включил полный газ.

      Лодка сорвалась с места и, задрав нос, понеслась вновь, разрезая водную гладь и разбрасывая по сторонам многочисленные брызги.

      Глава 2

      В намеченную точку маршрута путешественники прибыли за час до полудня. Завидев знакомый грот в скале, Виктор сбавил обороты, направил лодку к берегу и затем заглушил мотор. Вскоре её дюралевое дно зашуршало по прибрежной гальке.

      День выдался погожим и ясным. Под ярким солнцем река блестела так, будто на водной глади было разлито расплавленное золото.       Глядя на сверкающую реку, Фелиция зажмурилась и блаженно улыбнулась.

      Громов, щурясь от яркого солнца, посмотрел на счастливую журналистку, спросил:

      – Ну, как тебе дикая таёжная сторона? Нравится?

      – Сказать «нравится» – значит ничего не сказать, – ответила Сойкина. – Картина потрясающая! Просто волшебная явь какая-то!

      Глаза Фелиции были полны восхищения и восторга.

      – Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты стал егерем, – сказала она, ступив на берег.

      – Да, в этих самых местах я впервые задумался о своём будущем, – сообщил Виктор. – Вон на той скале торчал юный Громов, глазел на таёжные просторы, – показал он кивком головы в сторону гранитного утёса метрах в ста от места, где они стояли.

      – О чём ты думал, когда смотрел? – полюбопытствовала Сойкина.

      – В тот момент мои думы были сумбурными и по-юношески максималистскими, – усмехнулся Громов, вытаскивая из лодки походный скарб. – Размышлял, помнится, сразу о многом, а мысли, как ни странно, сводились к одному: как дальше шагать по жизни, куда податься после школы, какому делу посвятить себя?

      Егерь умолк, ухватил последний тюк с палаткой, вынес его на галечник подальше от кромки воды. Затем вытянул из носа лодки длинную металлическую цепь, обмотал ею несколько раз ствол ближайшего дерева, замкнул узлом, чтобы не размоталась.

      – Тогда