.

по сравнению со смертью Пола или необходимостью посещать психотерапевта.

      – Ты вообще обедал сегодня? – задает Торий вопрос, который, я надеялся, не задаст никогда.

      – Я работал.

      – Когда ты ел сегодня в последний раз? – допытывается он.

      – В последний раз я ел вчера, – отвечаю послушно и опасаюсь, что ваза с конфетами полетит в мою голову, но Торий просто спрашивает:

      – Ты идиот?

      И кладет на стол десятку – ровно столько, сколько я передал накануне в бла-го-тво-ритель-ный фонд.

      – Шагом марш в столовую! – велит он. – И без глупостей, понял?

      – Так точно, – по старой военной привычке отзываюсь я.

      Забираю деньги и выхожу из кабинета. И только потом вспоминаю, что снова забыл поблагодарить.

      * * *

      На табличке написано:

      «Доктор Вениамин Поплавский, психотерапевт».

      Перечитываю и раз, и другой. Чертыхаюсь.

      В Даре не приняты длинные имена, а в Ульях мы почти не общались между собой. Понадобилась уйма времени и сил, чтобы научиться разговаривать развернутыми фразами. Поэтому решаю, что буду называть куратора «здравствуйте, доктор» и «до свидания, доктор».

      Берусь за ручку. Она скользит под мокрой ладонью. Порог кабинета как мостик, что соединял коридор Улья с его сердцевиной – куполом, где обитала Королева.

      Воздух там становился тяжелее, суше, а запахи приторнее. Я помню чувство головокружения и удушья, с каким шел по колено в клубящемся тумане, среди покатых сводов, покрытых белым налетом. Панический ужас, от которого подгибались ноги и высыхала во рту слюна. Хотелось бежать прочь, не разбирая дороги, пока хватает сил. Но от Королевы не скрыться – вечно голодная, окутанная пеленой тумана, она знала о тебе все. Ее голос вторгался в мозг и вычищал его от неуставных мыслей. Я обожал ее и боялся до обмороков.

      Работа психолога тоже напоминает препарирование: разума, а не тела. В какой-то степени это похуже пыток.

      Отчаянно хочется, чтобы эти «здравствуйте» и «до свидания» оказались последними. Но я понимаю, что если лидер васпов нарушит правила, то кто их будет придерживаться вообще?

      Противоположную стену занимает большое окно, наполовину занавешенное шторами. Перед ним – письменный стол. В углу стоит журнальный столик и торшер. А рядом – кресло. И в нем сидит пожилой толстяк и ест мороженое. Ложка дразняще позвякивает о стенки вазочки. «Клубничное», – отмечаю про себя, а вслух говорю:

      – Разрешите войти?

      Доктор подскакивает, будто слышал ни скрипа двери, ни тяжелых шагов. Его круглое лицо расплывается в улыбке.

      – Ян Вереск? Очень рад с вами познакомиться! Да вы не стойте, проходите-проходите. Я не кусаюсь.

      Его лукавая улыбка и шутливый тон раздражают.

      – Меня направил отдел по надзору.

      Доктор отодвигает вазочку с мороженым, разводит руками.

      – Что ж поделать, голубчик! Я ведь жду вас, жду, а вы все не идете. Да не стойте в дверях!

      Он подходит, а я инстинктивно отступаю, пока в спину не упирается дверная ручка. Как пистолетное дуло.

      – Куртку вешайте сюда. Вам помочь?

      Доктор