Град огненный. Елена Ершова

в новинку нам. И мы рады таким возможностям. Особенно если у тебя нет никакого профильного образования. Да что там, никакого образования вообще.

      Все, чему нас учили в Даре – это выживать и убивать. Конечно, мы разбираемся в технике и умеем оказать практически любую медицинскую помощь. Многие васпы хотели бы стать врачами, конструкторами или полицейскими. Только давать скальпель или пистолет в руки бывшим убийцам с блокадой в мозгу никто не собирается. Правильно сказал Расс: доверие надо заслужить. Поэтому в реа-би-лита-ционном центре каждый из нас прошел курсы по таким профессиям как разнорабочий, маляр, дворник или сантехник. Возможно, когда-нибудь наш молодняк сможет обучаться в институтах. Возможно, нас признают полноправными членами общества. А пока…

      Пока «подай-принеси» кажется вершиной карьеры.

      Должность мне предложил Виктор, кто же еще?

      Несмотря на вражду в прошлом, сейчас мы придерживаемся нейтралитета. Справедливости ради стоит признать: без профессора у васпов ничего бы не вышло.

      Он врывается в лабораторию взъерошенный и нервный. Я отступаю, придерживаю ногой дверь, а рукой коробку с реактивами.

      Торию тридцать пять. Он шире меня в плечах и выше на полголовы. Молодой, видный, пер-спе-ктив-ный. По сравнению с ним я произвожу впечатление угрюмого хмыря. Мало кто знает, с какой легкостью я ломал его кости. А кто знает предпочитает молчать. Теперь другое время. И мы с Виктором другие.

      Он швыряет куртку на стул и тут же набрасывается с возмущением:

      – Ян! Почему ты не сказал мне?

      Я привык к его выпадам. Аккуратно ставлю коробку на стол и отвечаю:

      – Реактивы пришли утром. Сейчас составлю опись.

      Он расстроено смотрит на меня и сбавляет тон.

      – Да какие там реактивы… плевать! Почему ты не рассказал про Пола?

      Вот оно что.

      – Но ты все равно узнал, – достаю из коробки формуляр описи. Бумажную работу я не любил никогда, но кто-то ведь должен выполнять и ее.

      – Почему я узнаю из десятых рук и только сегодня? – настаивает Торий. – У тебя есть мой телефон. Я ведь повторял и не раз, что ты можешь звонить в любое время. В любое!

      – Не было нужды, – между делом отвечаю я, заполняя бумагу.

      Он вырывает ее из моих рук.

      – Оставь реактивы в покое, Бога ради! Речь идет о жизни человека! Понимаешь?

      – Васпы, – поправляю его. – Понимаю.

      Наши взгляды пересекаются. Он тоже терзается из-за наших неудач. Из-за того, что одобрил эксперименты, проводимые в Даре. Из-за того, что ему стоило усилий и времени перебороть себя и признать в васпах не подопытных жуков, а разумных существ. Более того, существ, достойных лучшей жизни.

      – Мне жаль, – снова говорит Торий.

      Он вздыхает, хмурится, бросает на меня косые взгляды. Хочет сказать что-то важное, поэтому я жду. Слушаю, как за дверью по делам спешат сотрудники Института. Их шаги легки, голоса беззаботны. Иногда мне кажется, что новая жизнь – сон. Что я вот-вот проснусь от воя сирены в холодной и тесной келье Улья. И больше не будет лаборатории Тория. Фонтана в уютном сквере. Не будет дневника. Потому что иметь личные