Донесённое от обиженных. Игорь Алексеевич Гергенрёдер

взмахнул рукой: красногвардейцы с винтовками вывели обоих.

      3

      Допрошенных отводили в угол двора к овчарне и оставляли там ждать под охраной пары дюжин отрядников, что грызли семечки и дымили козьими ножками. Вооружённые люди стояли с зудом готовности вокруг крыльца пятистенки, толпились в сенной комнате, куда долетал мерный, с неслабеющей лёгкой ехидцей голос комиссара. Вчерашний перронный носильщик Будюхин, будучи при нём за денщика (звался вестовым), позаботился, чтобы Зиновий Силыч, не прерывая допросов, поел вынутого из печи супа с бараниной. Будюхин осторожно понёс и поставил на стол чашку круто заваренного чаю.

      Перед Зиновием Силычем предстал заросший буйной бородой станичник: вполне примешь за пожилого, но выдают молодые глаза, гладкий чистый лоб. Его спросили: размахивал ли он шашкой лишь ради веселья души или, случаем, и порубливал безоружных? Он невыразительно буркнул:

      – Ну.

      – Признаётесь, что рубили насмерть наших товарищей?

      – Ну!

      Зиновий Силыч приостановил дыхание, чувствуя себя как бы в тупике; отхлебнул чаю, обжёгся и вскричал:

      – Ну, хорошо! Ну, надо же и объяснить… – повторил за казаком «ну», не заметив этого. Было неуютно от ощущения некой недостаточности, что портила всё дело. Схватил газету, расправил: – Съезд советов, он проходил в Оренбурге, постановил… Слушайте! «Ввести на хлеб твёрдые цены, в кратчайший срок организовать при волостных советах продотряды, не останавливаться ни перед какими мерами для обеспечения хлебом трудящихся…»

      Обескуражила мысль: кому он читает? Это же тупица, недоумок! Зиновий Силыч оставил газету и, положив правую руку на револьвер, проговорил с деланно равнодушной суровостью:

      – Убью на месте…

      Казак смотрел с холодным презрением, и комиссар закричал:

      – Увести-и! Следующего!

      Этот оказался таким же бородачом, а сложением так и покрепче. Житор, держа обеими руками газету, смерил его взглядом исподлобья.

      – За нами вся рабоче-крестьянская Россия! В каждом номере печатается, что трудовое казачество тоже за нас. Сказано – читаю: «Казаки нескольких станиц собрались и решили добровольно сдать советской власти четыреста пудов…»

      Станичник громко хмыкнул, обнажив белые здоровые зубы, бросил с упорно-глубокой ненавистью:

      – Ваши газетки смердят!

      Когда его вывели, заглянул батрак, пояснил:

      – Очень регилиёзные! Окромя себя, никому из своей кружки воды не дадут – староверы.

      Зиновий Силыч, люто злой, пил чай мелкими частыми глотками и молчал. Батрак сообщил:

      – Самый-то богатей Кокшаров, известный враг, сбежал.

      – Что-оо?! Давно-о?

      – Люди грят: не боле, как недавно. В санях с бабой и с дочерьми.

      Комиссар бросился из горницы и стал жестоко, с обидными словечками разносить своих за то, что упустили беглеца. Бывший улан большевик Маракин заметил: полями сейчас не уехать; снег подтаял – лошади увязнут. А по дорогам у саней нынче ход нешибкий: пожалуй, можно догнать… Вскоре из станицы пустились намётом три разъезда, из-под