Времена философов. Андрей Владимирович Кудин

перед вами. Но я знал, что вы придёте, честно говоря, даже рассчитывал на это. Я не лжец, и не строю никаких планов. Всё, что я говорил вам, правда.

      – А то, что вы сказали всему городу?

      – Правда и это. Только здесь есть ещё кое-что… Присядем? – предложил он, указывая на скамейку.

      Мы присели, помолчали некоторое время. А потом мистер Минрой сказал:

      – Однажды профессор Рольпер представил меня Верховной Академии как весьма талантливого иллюзиониста. Это значило, что он одобрил мою идею обосноваться в заброшенном парке. Поначалу, конечно, она показалась ему чистым безумием. Но потом он сказал: если возможно установить контакт с тем миром, то не иначе как при помощи искусства. Это было как раз то время, когда Вильскому парку вновь стало уделяться много внимания. Академии нужно было хоть как-то контролировать те процессы, что происходили в нём и вокруг него. Моя кандидатура для этого подходила как нельзя лучше. Я известен множеством впечатляющих иллюзионных постановок, умею пользоваться последними достижениями науки и техники, вдобавок, могу найти общий язык практически с любыми людьми, – что тоже немаловажно, и может сыграть определённую роль в этом деле сейчас.

      – То, что я явил себя публике, меня вовсе не радует, – после небольшой паузы продолжил он, – но я должен был это сделать.

      – Почему? Таково было распоряжение Академии? – попробовал я догадаться.

      – На то есть ряд причин; основная вам известна. Вокруг таинственных явлений всё больше скапливается негатива. То, что в результате их воздействия образ жизни многих людей кардинально меняется, настораживает, – подобные перемены грозят массовой истерией. Так что, если бы даже не поступило распоряжение от Академии, я всё равно бы это сделал.

      – Но ведь, сделав такое признание, вы, наверняка, подвергли себя риску. Люди верили в чудеса, а иногородние, к тому же, платили деньги за посещение парка…

      – У меня есть лишь один выход: рассказать свою историю от начала и до конца, ничего не утаивая. И если после этого отдельные люди начнут бросать в меня камнями – а я почти уверен, что таких найдётся немало, – что ж, невелика цена их веры. Ведь вы же, несмотря на то, что верили, не шли сюда сводить со мною счёты.

      – Если честно, я собирался потребовать у вас объяснений.

      – Но вы не почувствовали себя одураченным. И при любом исходе, думаю, ваша вера бы уцелела.

      На минуту он замолчал, а затем выдал неожиданную вещь:

      – Пусть и с полным поражением, но мне хотелось бы уйти, Вильгельм. Взять и уйти, как будто ничего этого не было. Ни парка чудес, ни толпы людей, ни пристального внимания Академии, даже искусства, воплотить которое в жизнь было когда-то моей сумасшедшей мечтой. Так бывает: долгое время ты о чём-то заботишься, что-то постигаешь, создаёшь, находишься в центре событий, а потом… потом наступает момент, когда ты готов всё оставить, – не с отчаяния, не от того, что что-то не получилось или вышло не совсем так, как хотелось бы, а легко, с чувством выполненного долга (впрочем,