За Рифейскими горами. Вальдемар Крюгер

как пришла после свадьбы с Иваном в семью мужа, звала она Захара – тятей, а его покойную жену Пелагею- мамой.

      Иван шел по тропинке последним, замыкая шествие. На могутном, обтянутом косовороткой плече, он нес кряхтя, трехпудовый лагушок.

      Идти до балагана, где располагался летний стан семьи Ашпуровых, было не так и далеко, саженей эдак двести. Балаган, строенный еще самим Захаром, надежно нес «ратно-покосную службу» на протяжении последних тридцати лет. Стены, слаженные из толстых, с двух сторон отесанных березовых жердей, да крытая пластами лиственничной коры покатая крыша, составляли это незатейливое сооружение, напоминающее жилище коренных жителей Сибири, с той лишь разницей, что самодийские народы крыли свои летние чумы пластами вываренной бересты.

      Балаган использовался Ашпуровами только во время сенокоса, который длился три-четыре недели. Начинали сенокос на неделе после Иваны-Купалы, когда деревенские ребятишки бегали по деревне с ковшиками и ведрами воды и с криками: «Ивана Купала – обливай кого попало!», плескали воду на всех проходящих по улице людей, и разумеется на вихрастых побратимов с ковшами тоже.

      К Илье, который «был в числе» 2 августа, каждый добропорядочный крестьянин, заканчивал сенокосную страду и его сено должно было уже стоять в стогах, или как в Сибири говорили «в зародах».

      Но до этого было нынче еще далеко. Только вчера начали Ашпуровы косить покос. Первые валки скошенной травы зеленели в лучах утреннего солнышка слегка повядшими боками. Остальная трава, пестря синими и бордовыми цветами колокольчиков, желтыми и белыми ромашками, стояла нескошенной на обширной пойменной луговине Ашпуровского острова. Армады кузнечиков несмолкаемо стрекотали в родном, пока еще нетронутом зеленом царстве, не ведая, что уже сегодня, им придется сменить квартиру.

      Подойдя к балагану, Иван снял с натруженного плеча лагушок и облегченно вздохнул. Ну и тяжел же! Марья подошла сзади и потерла плечо мужу. Матюша же, первым достигший балагана, поставил корневатик и скакал по полянке, словно неугомонный кузнечик. Лагушок со свежей речной водой перекочевал в тенек балагана. В его середине серела маленькая кучка пепла от небольшого костерка-дымокура. Костерок из сырых веток разжигали перед сном, чтобы выкурить надоедливую мошкару. А то ведь спать не дадут всю ночь. Но сегодня Ашпуровы не собирались оставаться здесь на ночь. Спали они в балагане редко, используя его во время послеобеденного отдыха, как вчера.

      В углу балагана лежала примятая охапка свежескошенной, не успевшей завянуть травы. Иван толкнул свою ненаглядную Марьюшку в бок, и недвусмысленно улыбнулся. Та засмеялась и встав на носки, шепнула ему ухо.

      – То вчера было Ваня! А сегодня точи-ка литовки[25] и пойдем на лужок, милый мой дружок.

      Довольная невзначай произнесенным ею «деревенским экспромтом», Марья теперь уже в полный голос рассмеялась и вышла наружу.

      Уже скоро запели косы нескончаемую песню. Вжик, вжик. Первым шел Иван. Замах делал широкий, после каждого взмаха выдыхая воздух из груди с придыхом – Ыхх. Тучный валок скошенной травы оставался за его широкой спиной. За

25

Сиб. литовка – коса