За Рифейскими горами. Вальдемар Крюгер

или бы в лучшем случае поинтересовались.

      – Како ишо дерево? Мировое говоришь? Не, у нас токо сосны и листвяжки тут растут!

      Но оставим «мировое дерево» в покое. Все эти тонкие нюансы, естественно молодежь деревеньки Чаловки не интересовали.

      Поставленный шест, был обложен большим количеством собранного хвороста. Готово!

      Как начало смеркаться, к полянке потянулись табунками и деревенские девчата. На голове каждой из девушек красовался венок. Белые ромашки перемежались с оранжевыми огоньками, синие незабудки с желтыми лютиками. Парни, завидев подходящих девчат, оживились, закопытили словно молодые жеребчики. Захар Ашпуров, невысокий, крепко сбитый парень, стоял в сторонке с закадычным дружком Илюшей Хохловым. Илюша, так и стрелял бесовскими глазищами, беспрестанно толкая Захар в бок.

      – Смотри Захарка, сёдни и Нюрка пришла. А говорила не придет. А сарафан-то одела совсем новый. Попалит ведь, через костер-то скача.

      Захар только буркнул что-то нечленораздельное, что в общем-то означало, «а тебе какое с того дело».

      Илюша же витал в облаках, представляя себе, как он будет прыгать рука об руку со своей ненаглядной Нюркой. С Нюрой была еще одна девушка. Захар видел ее до этого пару раз мельком. Она была из соседней деревни Тарбыш, и приезжала погостить в Чаловку к своему дяде, суровому на вид мужику с подходящей для него фамилией Суровцев, по имени Степан.

      Между делом стемнело. Парни, чиркая кресалом, подожгли сложенный хворост. Спички бегали в сафьяновых сапожках и были крестьянам недоступны. А на Ивана Купалу, они были собственно говоря и лишни. Купальский костер по старинному поверью можно было разжигать только «живым огнем», добытым на месте проведения праздничной церемонии. Костры жгли по берегам рек, так как по поверью в эту ночь вода может дружить с огнем.

      Так что жители Чаловки все делали правильно.

      Уже через несколько минут взметнувшийся столбом огонь лизнул языком коровий череп на макушке шеста. Высокое пламя горящего костра осветило всю поляну до самого берега реки. Тут и там слышались радостные возгласы молодежи. Из села подошли степенные мужики и принаряженные бабы, глянуть на веселящуюся молодежь и вспомнить свою, такую короткую на селе молодость. Девчата спустились к реке, сняли с голов цветочные венки и загадав на суженого, опускали их в темнеющую воду Агула. Некоторые венки, подхваченные течением, уплывали в темень непроглядной ночи, суля их владелицам желанного доброго молодца, другие же, покрутившись в водоворотах, приставали к берегу, говоря, что еще не время тебе выходить замуж. Подожди до следующего года красавица, найдешь и ты свое счастье.

      А над сибирской рекой лилась, струилась песня.

      Ой, на Ивана,

      Ой, на Купала

      Девушки гадали,

      В воду быструю

      Венки кидали.

      – Скажи, водица,

      Красной девице

      Про жизнь молодую,

      С кем век вековать?

      Кого,