Большая Охота. Дмитрий Янковский

и взорвется только потом.

      – Выдержали бы у нас швы на днище… – хмуро произнес дядя Эд. – А то и без всяких взрывов корабль трещит.

      – До мины больше двух миль. Все будет нормально.

      По лицу дяди Эда я видел, что сам он далек от подобного оптимизма. И честно говоря, я испугался, потому что в вопросах морского дела у него было больше опыта, чем у отца. Так многие говорили. Отец же мог просто не вполне верно оценить ситуацию именно с точки зрения технических возможностей судна.

      – Швы выдержат, – еще более уверенно заявил отец. – Главное, чтобы крен от удара не изменился.

      Дядя Эд кивнул.

      – Постой у штурвала, – попросил он отца. – Просто держи нос по ветру.

      Сам он связался с трюмом и начал выяснять, в каком состоянии пробоина. Наконец он вернулся на место рулевого и сообщил:

      – Мои ребята уже поставили заплату. Поставили пока кое-как, на живую нитку, но продолжают варить. С волнами вода уже не захлестывает, но если судно поменяет крен, то под усилившимся давлением заплата долго не выдержит.

      За бортом раздался грохот, пробившийся через звукоизоляцию ходовой рубки. Фонтан раскаленной лавы вырвался из жерла вулкана на головокружительную высоту, корабль вздрогнул, как испуганный зверь, и тут же я с ужасом увидел, что вершина вулкана треснула гигантским огненным швом, а затем северный склон горы рухнул вниз, на поселок. Следом за чудовищным оползнем хлынул поток жидкого пламени, и тот мир, в котором я прожил всю свою жизнь, начал рушиться, размазываться и стираться, как изображение на неисправном голографическом мониторе. Новая ударная волна туго ударила в стекла, корабль снова шатнуло, на этот раз гораздо сильнее. Вода вокруг вздыбилась высокими стоячими волнами, словно неведомый исполин пнул в дно огромного тазика, а мы качались в этом тазике, как позабытые кем-то игрушки.

      – Надо срочно выходить из бухты! – крикнул дядя Эд.

      Отец глянул на сонар.

      – Ботик скоро войдет в опасную зону, – ответил он. – Но раньше, чем мина взорвется, мы не можем тронуться с места.

      – Будь она проклята, эта мина! – Дядя Эд так стиснул рукоятки штурвала, что у него побелели пальцы.

      Лицо мамы, сидевшей в уголке и старавшейся не мешать, тоже побелело. Почти так же сильно, как пальцы нашего бывалого моряка. Но она продолжала молчать, хотя на глазах ее поблескивали слезы.

      Остров затрясло сильнее прежнего, нас снова качнуло.

      – Ботик входит в опасную зону, – сообщил отец, глядя на показания сонара.

      – Почему же эта тварь не взрывается? – зло спросил дядя Эд.

      – Может, она выросла настолько, что ботик стал для нее слишком мелкой целью? – неуверенно прошептал отец. – Нет, не может быть. До полутонны собственного веса мины реагируют на любую плавучую цель.

      И в этот момент по глазам шарахнуло яркой, как плазменная сварка, вспышкой.

      – Есть! – не удержавшись, выкрикнул я.

      – Спаси нас бог! – отчетливо произнесла мама.

      Но