Улисс. Джеймс Джойс

штору?

      Подымая лёгкими подергиваньями штору до середины, взглядом обращенным назад он приметил, как она, взглянув на письмо, затолкала его под подушку.

      – Так хватит?– спросил он оборачиваясь Она читала открытку, опершись на локоть.

      – Вещи ей доставили,–сообщила она.

      Он выждал пока она отложила открытку и, с уютным вздохом, в медленном извиве, улеглась обратно.

      – Поскорей там с чаем,– сказала она.– У меня всё пересохло.

      – Уже кипит.

      Но он задержался, прибрать со стула: её нижняя юбка и полоскускомканное несвежее бельё. Ухватив всё, поднял на изножие постели.

      Когда он спускался по ступенькам в кухню, она крикнула:

      – Полди!

      – Что?

      – Чайничек сполосни кипятком.

      Кипит вовсю: перо пара из носика. Он ошпарил и протёр чайничек, положил четыре полные ложечки чая: снова поднял большой, влить кипятка. Отставив заварной, чтоб настаивался, он снял большой чайник и взгромоздил сковороду на горячие уголья, наблюдая как скользит и тает кусок масла. Пока он разворачивал почку, кошка с голодным мяуканьем терлась об него. Перекормишь мясом, мышей ловить не будет. А ещё говорят они не жрут свинину. Кошер. На. Он обронил ей испачканную кровью бумажку и выпустил почку в шкварчащее жидкое масло. Поперчить. Сыпнул щепотью вкруговую из надтреснутой чашечки для яйца.

      Потом вскрыл полученное письмо, пробежал взглядом до низа страницы и обратно. Благодарю: новая шляпа: м-р Кохлен: пикник на озере: молодой студент: девушки на пляже Ухаря Бойлана.

      Чай заварился. Он наполнил свою чашку-для-усачей, подделка под фарфор из Дерби. Подарок от милой Милли на день рождения. Ей тогда было всего пять лет. Нет, погоди: четыре. Я дал ей ожерелье из шариков амбры, она потом порвала. Подкладывал в почтовый ящик обёрточную бумагу, будто это письма ей. Он улыбнулся, наливая.

      О, Милли Цвейт, моя душа,

      Моё ты зеркальце, моя услада,

      Ты мне дороже, пусть и без гроша,

      Чем Кэтти Кейг с её ослом и садом.

      Старый бедняга профессор Гудвин. Ужасный случай, старо как мир. Но уж галантен был, этого не отнять. Эдак по старомодному кланялся Молли, провожая её со сцены. А ещё то зеркальце в его шёлковой шляпе. Тот вечер, когда Милли притащила его в гостиную. О, посмотрите что было в шляпе профессора Гудвина. Как мы все хохотали. И уже в таком возрасте проступает пол. Нахалюшка она была.

      Он вколол вилку в почку и перешлёпнул: затем установил чайничек на поднос. Бугор в подносе откликнулся на подъём сухим щелчком. Всё тут? Хлеб с маслом, четыре, сахар, ложечка, её сливки. Да. Он понёс наверх, продев большой палец в ручку чайничка.

      Распахнув дверь толчком колена, он внёс поднос и поставил на стул у изголовья постели.

      – Что ты так долго,– сказала она.

      Медяшки зазвякали, когда она, порывисто привстав, упёрла локоть на подушку. Он спокойно смотрел на плечи и в ложбинку между её объёмистых мягких титек, что распирали ночную сорочку, как вымя