Маленький гарем. Виктор Улин

замолчали.

      Ирина сделала паузу, дожидаясь высшей точки внимания.

      – Поставить на таймер, положить под кровать, все записать, потом дома дать послушать…

      Взяв Верину недопитую стопку, она вылила в себя стерлитамакскую жижу и произнесла несколько фамилий, из которых мне была известна только «Завадский».

      Главного технолога комбината не мог не знать даже водитель складского погрузчика.

      – Что записать? – переспросила староста, не поняв сути.

      – Твои оргастические вопли, – невозмутимо пояснила Ирина. – Говоря сермяжным языком, дать всем послушать, как ты кончаешь. Будет интересно.

      Ольга вздрогнула, словно деревянная табуретка превратилась в алюминиевую на стальном полу и ударила током.

      Никогда – даже в армии, где жизнь порой летела на грани смерти – я не видел, чтобы состояние человека менялось с такой быстротой.

      Сначала староста побледнела.

      Потом покраснела, по лбу потек пот, на меня пыхнуло жаром.

      Затем краска схлынула, глаза провалились, Ольга повернулась к Вале и, не разжимая невидимых губ, выдохнула:

      – Убью.

      Я подумал о том, что в жизни этих женщин – развратных внутри, порядочных снаружи – все сложно.

      Их мужья, любовники и партнеры не являлись дураками и прекрасно знали повадки своих подруг. В последних не содержалось ничего из ряда вон выходящего: если женщина не ограничивается одним мужчиной, то их круг неизбежно расширяется.

      Но в игре изо всех сил поддерживается хорошая мина: все делают вид, что никто не знает о том, что все знают, что они делают вид, что не знают… И так до бесконечности, как в зеркальном лабиринте.

      Зеркала все прятали, но легко бились.

      Нескольких точных слов, брошенных где и кому надо, могли обвально разрушить все, что угодно.

      – Не надо Вальку трогать, – на Иринином лице засветилась нехорошая ухмылка. – Убить тебе стоит себя. Она ничего лишнего не распиздела.

      – А как…

      – Ты не только блядь, но и дура. Думаешь, хоть кто-то, кроме Верки, поверил, что квартира была занята и вы с Юркой три дня кантовались на вокзале? Причем на разных: ты на авто, он на ЖД?

      – Постой, Ира, – встряла в разговор Татьяна. – Разве…

      – Не разве. А ты такая же дура, хоть и двух дочек родила…

      –…Сыновей…

      – Какая разница.

      Ирина перевела дух, посмотрела на старосту и укоризненно покачала головой.

      – Вы хотя бы перед нашим приездом распаковали Юркину раскладушку! А то как бросили в передней, так и проеблись тут три дня, о ней не вспомнили. И белье с кровати, которое можно сдать в донорский пункт, ты бы хоть в тазу замочила, а не оставляла на всеобщее оборзение!

      – Я и не оставляла, – огрызнулась Ольга. – Это ты сучка недотраханная, обожаешь копаться в чужом белье, потому что своего нет.

      – Я-то недотраханная, – с холодным ядом в голосе ответила Ирина. – А вот ты, перетраханная пизда, доживаешь последние дни своей жизни. Вернешься домой – все всё про тебя узнают. И муж и на комбинате.