Мы встретили зло. Александра Зайцева

происходит иначе? Вообще всё?

      – Какая роскошная в этом году осень! – невпопад ответила мама.

      А осень прямо звенела, примораживала. Скамейки стояли влажные, обсыпанные кленовыми листьями, и мне хотелось кричать: «Зачем эта красота? Для чего?» Я, конечно, знал – для чего, просто иногда веду себя хуже Яськи и злюсь на весь мир. Словно осень виновата, что наша жизнь искривилась, а Еленовна почти не ест и не спит.

***

      После второй химии Еленовна жаловалась на сильную тошноту и еле шаркала из-за болей в спине. Мама делала ей уколы, натирала мазями, утешала. И снова резко отпустило на второй день.

      – Действует! – ликовала Еленовна, – Я почти огурчик: крепкий, хрустящий и пупырчатый!

      – Значит, дальше справишься сама? – спросила мама. – То есть, ты и Гоша? Нам домой пора, а в декабре вернёмся.

      – Справлюсь, поезжайте.

      Гошу новость совсем не обрадовала. Когда все легли спать, он подкараулил маму в коридоре возле ванной:

      – Что я без тебя буду делать? О чём с ней разговаривать? Я ничего не понимаю в болезнях! Куда звонить, если что?

      – Гош, ты большой мальчик, разберёшься.

      – Ну конечно, бросаешь меня с умирающей матерью.

      – Никто пока не умирает.

      – Но уже скоро!

      – Ты не знаешь, скоро или нет. И не смей её оплакивать заранее, понял? Ну, что ты? Гоша мой хороший, держись. Просто живи, вози Лену в больницу, ходи с ней в парк и в магазин, и вообще старайтесь бывать на улице почаще. А если станет трудно, позвони мне.

      – Я не смогу тупо ждать! Как ты не понимаешь?! Я готов действовать, искать врачей, лекарства, хоть знахарей каких-нибудь! Давай в Израиль её отвезём или в Америку? Деньги у меня есть, классные программисты всем нужны, только скажи что делать.

      – Ничего не делать, Гош. Деньги тут не помогут, надо смириться.

      – С этим нельзя смириться!

      – Можно.

      Мама говорила убедительно, но я никогда не поверю, что сама она смирилась. Только не она.

***

      Я тут перечитал свою писанину, и не слишком понравилось. Не маму описал, а киборга какого-то. Но она не такая, и ей, наверное, было тяжелее всего. Потому что мама одна не разнылась, а сцепилась вся, будто зубья капкана. У неё даже походка стала другой – коленки не гнулись, а подгибались. Не то чтобы я много об этом думал, но иногда думал. Я за неё волновался. И сейчас волнуюсь. По маминым словам у каждого человека в голове есть предохранитель – твёрдое убеждение, что «со мной и моей семьёй никогда не случится смерти». У неё тоже был, а теперь перегорел. Кажется, и мой барахлит.

***

      На следующий день я встал рано и поплёлся в кухню заливаться чаем. Там уже сидел Гоша и заливался водкой – в бутылке осталось совсем немного, а рядом лежало пару раз надкушенное яблоко. Даже я понимал, что это значит. Даже маленькая Яська.

      Гоша выпивал всегда, но последние лет пять – совсем отбито, запойно.

      Мы такое видели, а кто не видел, ни за что не поверит. «Да ладно преувеличивать!», – воскликнет любой нормальный