Мы встретили зло. Александра Зайцева

доктор. Я у него уже двенадцать лет наблюдаюсь, пять операций, и все удачные». Мама не поверила: «Вы живёте с ЭТИМ двенадцать лет?!», а дама рассмеялась.

      Были и молчуны. Во всех больничных коридорах рядом с мамой и Еленовной оказывалась тихая семейная пара. Мама сначала подумала, что больна невысокая круглая женщина, такое у той было мёртвое лицо. Но оказалось, что она сопровождает мужа Валеру – спокойного усатого дядечку, который за всю жизнь не выкурил ни одной сигареты. Весь путь до окончательного диагноза они прошли вместе: мама с Еленовной и Валера с женой.

      – Мы словно однополчане, – сказала про них Еленовна.

      И в другом диагностическом центре они сидели на соседних диванах перед кабинетом изотопного исследования костей.

***

      Наблюдение от Еленовны (из её записной книжки).

      Никогда раньше не обращала внимания на комнатные растения в больничных кабинетах. Я ведь пыталась разводить цветы, знаю, как легко они чахнут. А в больницах, особенно там, где рентген и другое облучение, буйная сочная зелень так и тянется во все стороны из дешёвых горшков и пластиковых майонезных ведёрок. Эти растения – хоть папоротники, хоть фикусы всех мастей, хоть те же фиалки – удивительно яркие, сильные, живые. Неприлично здоровые. Может быть, они питаются нашими страхами?

***

      В том центре мама попросила медсестру не говорить Еленовне, если снимок покажет плохое. Они стояли за высокой пальмой в кадке и воровато озирались, словно шпионы-растяпы из дурацкой комедии. «Ваша мама (медсестра подумала, что моя мама – дочка Еленовны) хочет, чтобы о результатах я сказала ей, а от вас скрыла. Но не волнуйтесь, незаметно подойдите ко мне через полчасика, описание снимка я отдам вам».

      Снимок показал плохое.

      Тогда мама обманула Еленовну. Я подслушал, как она шепталась с Гошей.

      Мама: Если хочешь, мы скажем правду, но после этого Лена скорее всего ляжет умирать, и поднять её мы уже не сможем.

      Гоша: Почему?

      Мама: Скелет заражён, понимаешь? Живого места нет.

      Гоша: А операция?

      Мама: Какая операция? По удалению костей?!

      Гоша: Господи…

      Мама: Я могу убедить её, что это ревматизм.

      Гоша: Да… да, так будет правильно.

      Потом мама призналась, что врать очень тяжело. А я, когда слышал это враньё, злился и хотел громко назвать её бессовестной, хоть и не всё понял про скелет. Только с совестью у мамы полный порядок.

      А с честностью – нет.

      С того дня я перестал так уж ей доверять и временами думал: какие важные вещи она не сказала мне? Или ещё не скажет?

***

      Поэтому как-то вечером я снова спросил у мамы:

      – Что с Еленовной?

      – Заболела.

      – Это я понял. Я другое хочу знать.

      – Что?

      – Её болезнь очень опасная?

      – Опасная.

      – Смертельно?

      Мама перестала тереть стол тряпкой, повернулась и посмотрела на меня в упор.

      – Время покажет, хотя,