Моя шоколадная беби. Ольга Степнова

то может продолжить свой монолог. – Ну, здравствуй. Вот мы и встретились. Помнишь ту осень? Баба Шура умерла, а Сытов решил, что ей было что прятать. Он рыл землю, как бешеный пес, потом он погнался за кем-то, он верил, что поймает удачу за хвост. Он говорил: «Я фартовый, бэби!» Меня убили тогда, а он убежал. Ну, здравствуй! Спроси меня, простила ли я? Не знаю. Мне кажется, что простила. Мне кажется, что простила! Только, наверное – нет, раз Богу было угодно пригнать меня снова сюда, упереть носом в эту избушку и заставить с тобой разговаривать. Наверное, нет! Что ты на это скажешь? Что раз все так случилось, мне надо зайти в этот дом, все заново пережить, подумать, и сбросить с себя этот груз, а сбросить, значит – простить?! Хорошо, я зайду. Я пробуду там до утра. Ведь Роберту уже не помочь.

      Катерина как зомби подошла к покосившейся двери. Надежда, что дверь будет заперта, оказалась напрасной. Дверь отворилась бесшумно, будто была свежесмазанной. Катерина шагнула в темные, тесные сени.

      Там, пригнувшись в низком дверном проеме, стоял... Сытов. Темень была не помеха, чтобы разглядеть в его глазах ужас.

      – Ну, здравствуй, – сказала Катя.

      Глава вторая

      «Да если б не было печали,

      печаль бы черти накачали,

      они бы так на нас напали,

      что мы отбились бы едва ли».

Марат Шериф

      – Не подходи! – заорал Сытов не своим голосом. – Не подходи, чума проклятая!

      Голос был не его, да и выразился бы в прежние времена он по-другому.

      Сытов сделал шаг назад, в тесную комнатушку.

      Наверное, нужно было развернуться и снова попытаться удрать, но Катерина вдруг свято уверовала, что все, что происходит этой ночью, срежиссировано всевышней рукой.

      Она шагнула за Сытовым в комнату.

      – Не подходи! – Он наткнулся на железную кровать, упал на нее и совершенно по-детски замахал перед собой руками, словно отгоняя видение.

      – Никита...

      – Сгинь, нечисть! Не по мою душу... – Внезапно в руке у Сытова появился пистолет. Вернее, в темноте Катерина, конечно, не разглядела, что именно выхватил он из-под подушки, но она была твердо уверена – так держат только оружие.

      – Ты хочешь убить меня еще раз, Никита? – засмеялась Катя. Ей действительно стало вдруг весело.

      – Привидения должны знать имена тех, с кем общаются!

      – Что ты имеешь в виду?

      – Меня зовут не Никита!

      – Черт!

      – Не поминай всуе...

      – Черт!

      – Изыди...

      Этот тип не блистал интеллектом. Этот тип был не Сытов. Этот тип мог запросто убить ее второй раз.

      Всевышняя рука пошутила или ошиблась. Скорее всего, пошутила. И этот разговор с дубом, то есть с кленом, из трагического и судьбоносного, стал фарсом.

      Все стало фарсом.

      – Не стреляйте, пожалуйста! – жалобно попросила Катя того, кто не мог быть Сытовым: уж очень простецки он выражал свои нехитрые мысли.

      – Сгинь!

      – Не бойтесь, я живой